СТРАСТИ ПО ОНЕГИНУ

(Из переписки подружек-меломанок)

Письмо 1

Берлин

– Привет, Маринка!

Давно не писала тебе, замоталась, времени совсем не было, но сейчас не могу не поделиться с тобой последним впечатлением от «Высокого Искусства». На днях был мамин день рождения, и папа решил сделать ей подарок (совсем в его стиле), закупил ложу в оперу для всех нас и для маминой подруги с дочерью. С Райкой мы дружны, она отличная девчонка. Представляешь, здесь, в Берлине, «Евгений Онегин» и даже на русском языке!

Помнишь, как ещё в школе, в 9-м классе нам Ольга Петровна приносила кассету, и мы всем классом смотрели и слушали эту оперу в какой-то старой постановке с очень красивыми актёрами, хотя пели другие, но этого не было заметно. Наши мальчишки тогда поголовно влюбились в Татьяну, т.е. в актрису, игравшую её, а девчонки – в красавца Онегина, а нам с тобой больше понравился Ленский. Так вот, всё это я вспомнила и радовалась тому, что вновь услышу эту прекрасную оперу.

Не тут-то было!!! Мы с Райкой обхохатывались до упаду. Папа смущённо улыбался, мама сидела хмурой, а потом, по дороге домой сказала, что худшего подарка ей и придумать было бы трудно. Но нам с Райкой было очень весело.

Представь: Татьяна – то в джинсах, то в шортах, цветастой майке, причёска, как у нашей Наташки Пенкиной – чёлка ниже бровей, сзади хвост, в одной руке сигарета, в другой мобилка (она ведь Онегину эсэмески пишет). Прикольно – она как мы! Но, когда она запела: «Кто ты, мой ангел ли хранитель…» и далее по тексту, мы покатились со смеху: представили, как кому-то из наших мальчишек написали бы «Ангел-хранитель, коварный искуситель» и т.п. и мы тут же начали сочинять письмо: пусть уж всё будет по-современному. Сегодня текст доработали, прочли маме, но она сказала, что мы дуры. А по-моему получилось не так уж и плохо. Уж если Татьяну пересадили в наше время, так пусть и говорит, и письма пишет как мы. Короче, вот что получилось.

Тебе пишу – чего же боле?/Что я могу ещё сказать?/Теперь ни в чьей, я полагаю, воле/Меня презреньем наказать.

Одна, в ночи, увы, без няни/Я томик Пушкина держу,/Подобно Лариной Татьяне,/Тебе послание строчу.

Она Онегину писала,/нашла кому! Ведь нам второй/Уж век твердят учителя/Что он, Онегин, лишний человек. (Тебя я, впрочем, лишним не считаю).

Ты чуть вошёл, я вмиг узнала,/Что где-то уж тебя встречала,/В кафе ль, в пивной или кино,/Ты поразил воображение моё.

В тебя влюбилась я, но прежде/Узнать должна я, кто ты есть?/Ведь, если поразмыслить здраво,/То проходимцев здесь не счесть.

Квартира, дача, мерседес,/Всё это, полагаю, есть?/Мои сомненья разреши,/Ответ мне быстрый напиши.

Коль нет, то, что ж, тогда, увы!/С тобою нам не по пути,/И значит нас уже не двое,/И суждено совсем иное.

Кончаю, перечитывать не стану,/Нет времени, спешу, бегу,/Тебе я эсэмеску шлю/И смело ей судьбу свою вручаю!

Письмо 2

Москва

Здравствуй, Соня! Твоё письмо оказалось удивительно ко времени. Мы с Павликом тоже недавно слушали «Евгения Онегина» у нас в Большом, и весь спектакль тоже обхохатывались. Оказывается, Ларина-мама – пьянчужка, всё время к графинчику прикладывается, Татьяна письмо стоя на столе поёт (вроде не в себе), но самым смешным был Ленский: на бал к Лариным явился в полушубке, ушанке и с ружьём. Не то сторож с соседнего склада забрёл погреться, не то подвыпивший председатель охотничьего кооператива вернулся после не очень удачной охоты. Украл у Трике его куплеты, выдал за свои, стал приставать к Ольге. Она хохочет, не знает, как от него поскорее отделаться. Тут он и затянул: «Куда, куда вы удалились, весны моей златые дни…» О весенней посевной задумался, что ли? Потом явился Онегин и они стали . перебрасываться ружьём, оно выстрелило и убило Ленского. Так что никакой дуэли и не было. Но ещё смешнее было в конце. За последним объяснением Татьяны и Онегина исподтишка подглядывает и подслушивает благородный Гремин. Татьяна видит это и делает вид, что гонит Онегина, толкает в грудь, тот падает. Гремин выходит из своего укрытия, подаёт руку жене, и они, переступив через незадачливого воздыхателя, гордо удаляются. Онегин хватает пистолет, чтоб застрелиться, но… осечка. Занавес. Как весело сейчас можно провести время в опере!!!

Письмо 3

Берлин

Уже так поздно, что хочется сказать тебе, Маринка, не здравствуй, а спокойной ночи! И всё же, как видишь, я пишу. Все, похоже, заклинились на «Евгении Онегине». Вчера получили письмо от тёти Риты, из Израиля. Так она прислала вырезку из их газеты с рецензией на постановку «Онегина» в Амстердаме. Её ещё, кажется, транслировали по MEZZO. Маринка, ведь это конец света!!! Вот несколько абзацев из этой статьи.

«Татьяна тут постоянно раздваивается на, так сказать, девушку и женщину… В сцене письма неподалёку от девичьей кровати Татьяны стоит супружеская кровать, на которой будущий муж почитывает книжку и мирно засыпает под страстные признания будущей жены, адресованные другому. Присутствует тут и Онегин, который сначала служит секретарём Татьяны, записывающим под её диктовку любовное послание, а потом каким-то образом оказывается в супружеской постели на месте мужа...»

«Ленский поёт свою арию в сцене дуэли на фоне крестьян с вилами, монахинь с молотками и охраняющих их красноармейцев в будёновках. Большевистский лагерь? Однако секундант Зарецкий одет в шинель белого офицера, правда, с красным ромбом в одной из петлиц…»

«Но это цветочки. Ягодки появятся в последнем действии, когда под звуки полонеза на великосветском балу будут шествовать особы в царских и патриарших коронах, космонавты в шлемах, монахи и красноармейцы, люди во фраках и в белых физкультурных майках с алой надписью «СССР» вкупе с серпом и молотом. Херхайм (режиссер) похоже, решил «процитировать» всё, что он когда-либо читал или слышал о России. Тут и Одетта с Одиллией и принцем из «Лебединого озера», и персонажи из другого балета, «Легенда о любви», поставленного Григоровичем. Балетный принц вдруг начинает недвусмысленно домогаться от Онегина сексуальных ласк… Всего не перечислишь».

Тут ещё много чего есть, но хватит и этого. Боюсь только, что ты мне не поверишь, решишь, что всё сама придумала и тебя разыгрываю. Так вот, пишу все данные, можешь проверить: Израильская газета «Вести» за 30 июня 2011 года, автор - Виктор Лихт, название: «Диагноз амстердамскому Онегину», так что всё истинная правда!

Говорят, великие творцы были и пророками. Это относится, наверно, и к Чайковскому: ведь закончил он оперу явно пророческими словами: «Позор, тоска, о, жалкий жребий мой!»

С.А.Малыш.

24 сентября 2011г.

1