Я ВЫБРАЛ ИСКУССТВО…
Вечером 24 мая те, кто любят спорт и гламур, пошли в Большой зал филармонии, а те, кто предпочитает искусство – в Малый. И, надо отметить, что любителей чистого искусства оказалось изрядно – Малый зал был заполнен больше чем на 80%, хотя в это же самое время у гостей клавирабенда Станислава Соловьева имелась потенциальная возможность приобщиться к спортивному музицированию господина Мацуева.
Честно говоря, я бы ничего не имел против известности и популярности Мацуева, если бы его упражнения на фортепианной клавиатуре имели бы хоть какое-то отношение к тому, что мы привыкли называть Музыкой и Искусством. Но ведь вот какая штука – я знаю, наверное, больше дюжины пианистов того же примерно поколения (плюс-минус 5-7 лет) на голову выше Мацуева во всех отношениях (в том числе в чисто техническом), но у которых нет этого бешеного PR, и которым не посчастливилось быть учениками Доренского и обучать Путина наигрывать одним пальцем «С чего начинается родина…»
Впрочем, вернемся на концерт Соловьева. Взяв в руки программку и увидев, что Шопен будет во втором отделении, а Падеревский и Шимановский в первом, я был не на шутку раздосадован. Я, сказать по чести, намеревался послушать Шопена и мирно отправиться восвояси. Но раз уж так сложилось, я решил, следуя известной мудрости, расслабиться и попытаться получить удовольствие.
Музыку Игнация Падеревского я слышал в первый раз и, очень надеюсь, что в последний. Омерзительная и слащавая салонная глупость, которую у нас не играют и очень правильно делают. А вот четыре ранние вещицы (из опусов №1 и №4, все в миноре) Шимановского в руках Станислава Соловьева приятно удивили – от этой музыки пахло сиренью и сумерками, веяло рассказами Бунина и стихами Блока. Модерн, такой, каким я его люблю, но без вздернутой кверху козлиной бородки Скрябина, более искренний, открытый, честный.
Ну а с b-moll-ной Сонатой Шопена у Соловьева всё было просто очень здорово. Я полагаю, что это было одно из самых мастерских и вдохновенных исполнений этого трагического шедевра из тех, что мне доводилось слышать. Не теряя шопеновской остроты и отчаяния, Соловьев привнес в прочтение Сонаты гранитную бетховеновскую мощь. В средней части Траурного марша Соловьев сотворил чудо – у меня возникло ясное ощущение остановленного Времени. А это дорогого стоит.
F-moll-ную Фантазию соч. 49 я слышу в чуть более медленном темпе, чем Соловьев. Марш во вступлении, на мой взгляд, должен звучать более торжественно – если его сыграть достаточно медленно и немножко misterioso, в произведении будет более рельефная драматургия. Но это вопрос литературной или квази-литератуной программы, а она, как и в подавляющем большинстве вещей Шопена, автором не заявлена. Её надо почувствовать и осознать, как это, например, сделал на своем январском клавирабенде гениальный маэстро Егоров.
К технической стороне игры Станислава Соловьева у меня нет ни малейших претензий. И дал бы Господь пианисту-спортсмену Мацуеву хоть крупицу его художественного дара …
P.S. Ну а сегодня я сам пойду и всем советую в Большой зал. Там один из лучших дирижеров наших дней Николай Алексеев со своим великолепным оркестром будет играть редко исполняемую, но очень мной любимую «Польскую» симфонию Чайковского (№3) и не менее любимую «Поэму экстаза» Скрябина. Поклонники же таланта господина Култышева смогут услышать его соло в тоже не так часто играемом единственном фортепианном концерте Скрябина. {jcomments on}