ПОСЛЕДНИЙ САМУРАЙ ИЗ ГРАФСКОГО ПЕРЕУЛКА

В центре города, в пяти минутах ходьбы от дворца Белосельских-Белозерских и Невского проспекта в Графском переулке, в красивом старинном доме живёт молодая мама с двумя детьми. И дворец, и дом символизируют старый Петербург, которым восхищаются гости нашего города. Но давайте заглянем внутрь... и что мы видим - пышные залы дворца с одной стороны и сеть комунальных квартир, в которых нет горячей воды, с другой.

А если, не дай Бог, случится пожар у одного из жильцов - страдают все, и жить становится страшно от безысходности и понимания того, что ты никому не нужен, хотя можешь с гордостью заявить любому жителю Европы, что живешь в центре Культурной Столицы России.

"...Мужчина ...лет ...жёлтая футболка с кожаной вставкой ...правая рука согнута..." - бесстрастно звучали слова милицейского протокола. "Хорошо ещё, что банки с красками не загорелись, а то тут такое было бы!", - сказал один из милиционеров, оторвавшись от составления документа."Говорят, он был художником: краски, деревяшки разные, бумага - в общем, было чему гореть, а резной стол почему-то совсем не пострадал: стоит посреди комнаты и даже копотью почти не покрылся, да и покойник не обгорел, видно задохнулся в дыму, зато всё остальное..." - милиционер махнул рукой и снова стал диктовать текст протокола. Двери комнаты были распахнуты, и угольная чернота виднелась повсюду: упавшие с потолка доски, закопченные балки, стены с полуобрушившимися полками, кучей каких-то вещей на полу, круглая печь в правом углу комнаты - всё было черно. И только круглый стол, заботливо украшенный мастерски выполненной резьбой на тему знаков Зодиака, выделялся светлым пятном. Как будто кто-то эстетствующий взял и закрасил чёрной краской декорации к какому-то дьявольскому спектаклю, а посредине поставил жёлтый стол, чтобы всё выглядело эффектно и жутко...

Неприятности у художника начались ещё лет десять тому назад. Он разъехался с женой и оказался в большой коммуналке, почти без признаков цивилизации. "Ванны нет? - спросила "бывшая". - Ну, ничего, в тазике помоешься". И "бывшая" стала наведываться к художнику, так как он для неё - это водка, еда, какая-никакая, да и воспоминания: под рюмашку сладко и печально ностальгировалось по прошлому; манекенщица и художник - творческая пара! После многих рюмашек на художника нападала другая тоска: злобная. Ему хотелось или придушить кого-нибудь из собутыльников, или опрокинуть ими загаженный стол со знаками Зодиака, или просто вытолкать всех за дверь - словом дать понять, какие они все ублюдки, кроме него, конечно. Жена, как могла, успокаивала художника, потом допивала остатки спиртного, раздевалась догола и, накинув платок на плечи, отправлялась гулять по длинному коммунальному корридору.Иногда появлялась дочка. Вообще, она то была, то не была; то в колонии, то на воле; то у художника, то у мужиков; то с ребёнком, то без. Дочь шумно требовала денег и, забрав всё до копейки, исчезала. После этого художнику приходилось искать заказы и быстро их выполнять (будь то "ювелирка", резьба по дереву или вывеска). Художник был мастером, и заказов всегда хватало, правда, и иждивенцев тоже. Вскоре бывшая жена угодила под автомобиль: перебегала дорогу, поспешая к ларьку за очередной бутылкой. Художник и единомышленники из числа соседей долго поминали усопшую, пока он не вспомнил, что они его не достойны, и, малость побуянив, уехал за город - достраивать дачу. Художник любил дачу, работал там неистово и на износ. Угрюмый и необщительный, с затруднённой речью, он всё делал и обустраивал сам, без помощников: дом, сад, огород, даже "бассейн" вырыл. В один из жарких дней, "наломавшись" в огороде, нырнул художник в свой водоём здоровым, а вынырнул - инвалидом. Инсульт. Полупарализованный, с трудом бродил он теперь по длинному коммунальному коридору, держась за стенку здоровой рукой, кое-как прикрытый лохмотьями, убогий, несчастный, и никому не нужный. Впрочем, дочь не забывала об этом, пусть и скудном, источнике денег. И всё так же с шумом их требовала, а получив, исчезала. Как могли, помогали соседи, женщины из собеса приносила продукты. Но отчаянье и невозможность справиться со своим недугом рождали в больной голове художника всё более чёрные мысли. Иногда нападали на него вспышки беспричинного гнева, и он здоровой рукой расшвыривал продукты, принесённые доброй собесовской тётей, иногда вдруг становился общительным и доброжелательным, дарил соседям свои деревянные поделки, показывал фотографии родственников. Тогда и выяснилось, что у него не одна непутёвая дочь, а есть и сын, и ещё одна дочка и внуки. Но где они все? Были и старинные фото. На одном - священник в тёмном одеянии с большим крестом. Лицо - благообразное, глаза - огромные, светлые, лучящиеся добротой и достоинством. "Это мой прадед", - с трудом выговорил художник, и его здоровая рука затряслась. Он тихо побрёл в свою комнату-мастерскую и разложил фотографии на "зодиакальном столе". Пришла дочь. Денег не было. Последовали крики. Тихим срывающимся голосом художник сказал, что хватит, что он уйдёт из жизни и уйдёт "красиво"...В воскресный день народу в коммуналке было мало. Художник собрал с резного стола свои любимые фотографии и на полу сложил из них костёр. Вскоре запах дыма почуяли соседи. К художнику постучались. Он вышел с горящим тапком в руке. Соседка залила тапок из чайника. Сосед заглянул в комнату художника: "Так у тебя там пожар!" - и бросился вызывать пожарных, соседка побежала за водой - тушить, а художник вернулся в комнату-мастерскую к своим любимым фотографиям и плотно закрыл за собой дверь.Квартира быстро наполнялась едким дымом. Буквально через пять-семь минут приехавшие пожарные стали выводить людей из непроницаемой дымной тьмы на лестничную площадку. От дыма градом текли слёзы, дым разъедал лёгкие и гортань, валил из окон и заполнял переулок и двор. Последней пожарные вынесли ошалевшую кошку. "Художник, где же художник?" - справшивали соседи друг у друга. "Спасите мужчину из комнаты напротив!" - умоляли они пожарных, но было уже поздно: художник "красиво ушёл", чуть не прихватив с собой соседей.

ОТ РЕДАКЦИИ. Петербуржцам, наверное, будет интересно узнать, что вся эта история произошла не где-нибудь, а на последнем этаже дома на углу ул. Рубинштейна и Графского переулка, в котором со стороны ул. Рубинштейна находится вход в небезызвестный театр Льва Додина. В сентябре 2002 года здание уже чуть не сгорело из-за возгорания на чердаке. В феврале 2004-го - новый пожар. Неужели ни городская администрация, ни театр не могут расселить этот злосчастный дом и, передав его полностью в ведение театра, обязать его заняться всерьез пожарной безопасностью? {jcomments on}