"СТРАННАЯ ПРОГРАММА" ИЗ ВИННЫХ ПОГРЕБОВ
О мёртвых – либо хорошо, либо ничего, - гласит древняя латинская пословица. Валерий Афанасьев, слава Богу, жив, и не просто жив, а наслаждается экзистенцией в Версале в обществе антиквариата и своей коллекции из 2.500 единиц хранения элитных вин. И дай Бог ему, его коллекции и славному городу Версалю здоровья! Но раз так, раз уж он жив и здоров, то согласно мудрости древних римлян, говорить о нём позволено и хорошо, и то, что думаешь.
Моё знакомство с творчеством Валерия Афанасьева началось весьма забавным образом. Как-то раз очень много лет назад мы с одним известным в нашем городе пианистом, назовём его Д., зашли в магазин Саши Кузнецова, и не с какой-то определённой целью, а просто так в порядке шатания по центру нашего прекрасного города.
Перебирая диски, среди прочего нами был обнаружен СД Валерия Афанасьева с записью «Крейслерианы» Шумана. В те годы я очень увлекался Шуманом, а «Крейслериану» старался прослушать во всех возможных исполнениях. Я спросил у пианиста Д., кто такой Валерий Афанасьев? И получил примерно такой ответ: Валерий Афанасьев – это … (набор хвалебных эпитетов) гений, он живёт в Версале, у него коллекция антиквариата и вин, он пишет гениальные романы на английском и французском языках. Вы сами понимаете, что после таких слов, мне трудно было удержаться от приобретения СД.
Придя ко мне домой, мы тут же поставили диск, и налив по бокалу не-элитного, но всё же недурного вина, стали внимательно слушать.
Признаться, тогда Афанасьев удивил меня с первых же тактов вступления. Такой «Крейслерианы» я действительно не слышал никогда. Сделав отступление, я скажу, что Шумана на заре туманной юности для меня открыли концерты и винилы (особенно Davidsbuendlertaenzer) уважаемого и любимого мной нашего земляка Павла Егорова. Потом были Фантазия в исполнении Гизекинга на виниле и Йорга Демуса в БЗФ, Карнавал Анни Фишер (винил), Фортепианный концерт Рихтера (винил) и Вирсаладзе с Темиркановым в БЗФ… Всего не перечесть, ибо Шумана я переслушал и в записях и живьём океаническое количество. Кое-что пытался в меру сил разбирать сам.
Возвращаясь к «Крейслериане» Афанасьева, прослушанной мной в тот далёкий осенний день, могу сказать, что пройдя её внимательно и с изумлением до конца, я извлёк этот, скажем прямо, недешёвый диск из проигрывателя, аккуратно положил его в коробку, и не менее аккуратно выбросил в окно. После чего заявил пианисту Д., что считаю, что теперь он, как виновник этой покупки, обязан выучить «Крейслериану» и сыграть мне её лично дома.
В качестве ремарки могу отметить, что вообще-то я не дискобол и не увлекаюсь метанием музыкальных дисков, и это, пожалуй, был единственный подобный случай в моей жизни.
Что же меня заставило так поступить с этим СД? Помимо замедленных темпов даже в тех местах, где у Шумана в нотах стоят ремарки наподобие so rasch wie moeglich, я почувствовал в игре Афанасьева крайнюю деромантизацию Шумана, такой аналитический подход в стилистике Новой Вены, который в данном случае не просто не уместен, а, я бы сказал, криминален. В иных местах играть Шумана, не выпрыгивая из штанов, просто бессмысленно, потому что он перестаёт быть Шуманом и превращается в занудливую истеричку, назойливо повторяющую один и тот же мотив или даже каданс.
Прошло много лет. На дворе другое столетие, даже тысячелетие. Осень. На афише написано: Валерий Афанасьев. Шуман. Брамс. Отлично, подумал я. Вот теперь-то у меня есть случай проверить свои первые и единственные впечатления.
Сначала я пошёл в кафе филармонических касс на пресс-конференцию, любезно организованную администрацией БЗФ. Было очень интересно. Валерий Афанасьев при ближайшем рассмотрении оказался очень раскрепощенным и общительным человеком, любящим произносить парадоксы. Парадоксы, правда, злые, недобрые, но он и не провозглашал себя Иисусом Христом. Помимо прочего он со смесью презрения, возмущения и стёба рассказал о пианистке Элен Гримо – девушке, которая живёт с волком. Или даже с двумя волками. Мораль оратора: все эти волки - не более, чем дешёвый PR, заслоняющий подлинный интерес к музыке! Только музыка и никаких волков!
Забегая вперёд, скажу, что после концерта я спросил Валерия, не кажется ли ему, что есть некоторое сходство по функциональному признаку между «Легендой о девушке и волках» и «Легендой о пианисте и винном погребе». В ответ на что Валерий Афанасьев… весело расхохотался.
Вечером следующего дня я оказался на концерте и уже приобретя программку, почуял недоброе. В программке была вкладка с текстом под заголовком «Странная программа», в которой я обнаружил следующие слова от лица пианиста:
«Какого композитора я играл бы вместе с Брамсом? Пожалуй, Шуберта и Шёнберга. Но не Шумана. Что же их объединяет сегодня? «Женщина»,- сказала Ирина Яковлевна Родионова (…). Клара Вик».
Я не хочу даже задумываться над тем, зачем Афанасьев выставил в нелепом виде утончённого знатока академической музыки художественного руководителя БЗФ Ирину Яковлевну Родионову. Но вот то, что Брамса и Шумана объединяли помимо игры в шахматы и музыкальных интересов, отношения с Кларой Вик, я думаю об этом люди, занимающиеся или интересующиеся музыкой, обычно узнают задолго до своего совершеннолетия. Как раз «сегодня», т.е. вечером 2 октября Брамса и Шумана объединил никто иной, как сам маэстро Афанасьев.
Что же касается игры «пианиста о винных погребах», она на меня произвела ровно такое же впечатление, как и та старая запись «Крейслерианы». Очень холодно, расчетливо, рассудочно, аккорды тяжёлые и густые, голосоведения не слышно, правда, всё по-версальски свободно и хорошим звуком – это, пожалуй, единственные достоинства, которые я заметил в его игре.
«Нетривиальный» Брамс Афанасьева на поверку оказался странным образом похож на Дебюсси, сплошная «игра воды», но при этом банально скучен…
Маэстро Афанасьев сам назвал свой концерт «странным» (действительно, ну кто до него пытался сопоставлять Шумана с Брамсом? – ха-ха-ха), а я бы назвал его и скучным, и смешным сразу. Впрочем, всё равно спасибо и ему, и Версалю, его приютившему, а главное спасибо – Большому залу, который предоставляет нам возможность слушать вживую великую музыку, пусть даже иной раз в «странном», смешном или скучном прочтении.{jcomments on}