Т Р И П Т И Х. 200-летию Роберта Шумана посвящается
Пианист играл вдохновенно. Публика неистово аплодировала, выражая тем свой восторг и пламенную любовь исполнителю, композитору, музыке, всему прекрасному, возвышенному. В зале царила приподнятая атмосфера, которая бывает, когда талантливый артист и идущая от него какая-то особая энергетика, захватывают слушателей.
Концерт был монографический, звучали лишь произведения Роберта Шумана: сонаты, циклы, отдельные пьесы. Программа подходила к концу, но ненасытные слушатели требовали игры на бис, и пианист вновь и вновь садился к роялю. Наконец, всё смолкло. Обессиленная, напоённая музыкой публика, медленно расходилась, но, в наступившей тишине опустевшего зала, казалось ещё долго носились, постепенно растаивая, чудесные звуки, в которых слились и причудливые образы, и недосказанные мысли, и робкие жалобы,.мечтания, грёзы…
Великий Шуман, счастливый и несчастный, любящий и любимый, живший в мире вымыслов и фантазий и так трагично окончивший свою жизнь! Какие видения посещали его в ночные часы? Какие тревоги терзали? Какие сомнения мучили его беспокойную душу?
С Н О В И Д Е Н И Я
(1830 год)
Стемнело. На столе горела свеча, и Роберт, склонившись над книгой, был погружен в чтение. В дверь тихонько постучали: три коротких удара и один чуть посильнее и продолжительней – начальный ритм симфонии Бетховена.
- Входи, Клара, не заперто, ? в приоткрывшуюся дверь заглянуло лукавое, улыбающееся личико.
- К тебе можно?
- Да, да, конечно, иди.
Девочка стремительно вбежала в комнату, у дивана, на котором сидел Роберт, легко подпрыгнув, забралась в уголок, устроилась удобно, подобрав под себя ноги
- Ты обещал рассказать сказку, помнишь? Ты говорил, она будет интересной.
- Да, конечно, Клара, я расскажу тебе удивительную сказку.
- Про гномов, или об ожившей кукле?
- Нет, нет. Сегодня… про кота.
- Про кота? –разочарованно отозвалась она.
- Да, но про особенного кота, думаю, тебе понравится. Видишь ли, кот был не совсем обычный, к тому же – удивительно красивый: серый с черными полосами, большим, пушистым и тоже полосатым хвостом, зелёными, как вешняя трава, глазами, в которых сверкали ум и смекалка, а длинные, серебристые усы придавали ему солидность. В общем, он был похож на греческого мудреца. Но дело даже не в его красоте и импозантности. Кот этот, звали его, кстати, Мурр, обладал человеческим разумом! Живя в доме своего хозяина, маэстро Абрагама, и наблюдая за ним, кот этот выучился читать, а со временем и писать, хотя это было и не просто, т.к. долгое время ему никак не удавалось уберечь от чернил свою лапку: она вечно попадала вместе с пером в чернильницу и оставляла на бумаге многочисленные кляксы. Вскоре он уверовал в собственную гениальность, считал себя смело мыслящим философом и существом, наделённым благородной душой и чутким сердцем. Он прочёл множество учёных и философских книг, которые находил в библиотеке своего хозяина, и стал тайно писать мемуары, стихи и даже научные трактаты. Знаешь, как он назвал один из них? – Роберт лукаво улыбнулся и, помолчав, произнёс с особой торжественностью: «О мышеловках и об их влиянии на умонастроение и энергию кошачества». Вот так – ни более, ни менее.
Он улыбнулся. Клара смеялась заразительно до слёз.
- Ты всё это придумал сам, Роберт?
- К сожаления, не я. Это выдумал Эрнст Теодор Амадей Гофман.
- Ты уже говорил мне о нём, рассказывал его сказки и даже то, что одно из его трёх имён, Амадей, как у Моцарта
- Да, родители дали ему это имя не случайно, т.к. горячо любили музыку Моцарта, и в этом было что-то пророческое. Ведь Гофман сочинял не только сказки, но писал и прекрасную музыку, оперы…
- Клара, Клара, пора спать,- послышалось из коридора. Девочка скорчила забавную рожицу, выражая неудовольствие, нехотя сползла с дивана.
- Ох, всегда так, надо ложиться спать, когда я ещё совсем этого не хочу. Спокойной ночи, Роберт, завтра расскажешь дальше?
- Конечно, спокойной ночи, Клара.
Вот уже несколько месяцев Роберт живёт на полном пансионе в доме своего учителя Фридриха Вика. Он подружился с его дочерью, маленькой Кларой, хотя и на девять лет старше её. Их связывает любовь к музыке, желание овладеть всеми таинствами игры на фортепиано и сочинительства. Роберта восхищает необычная одарённость Клары: игра этой одиннадцатилетней девочки мало чем отличается от игры зрелого мастера. Она обладает не только природной и хорошо развитой техникой, музыкальностью, но и каким-то внутренним ощущением музыки, интуицией, позволяющей ей играть подчас сложные, недоступные ещё её детскому разуму произведения. Отец гордится дочерью и не упускает случая продемонстрировать её уникальность, устраивая концерты и гастрольные поездки.
…Ночь была светлой, лунной. Росшее за окном дерево, движимое ветром, отбрасывало свою тень, и она причудливо скользила по комнате. Роберт лежал на диване, но спать не хотелось. Ещё утром Клара сыграла придуманную ею прелестную тему для небольшой пьесы, и он обдумывал сейчас, как бы сочинить на эту тему вариации. В сознании рождались музыкальные образы, тема Клары звучала то игриво, причудливо, то нежно, лирично, то угрожающе страшно.
Странный, похожий на кошачий крик звук, прорезал ночную тишину, какая-то суета. Роберт подбежал к окну. На дворе было совсем светло. Когда же успела пройти ночь? Он выглянул в окно, увидел крыльцо, дверь, которая внезапно отворилась, кто-то вышел. Кто это? Неужели Клара? Нет! Она обернулась. Это была Клара, но он с трудом узнавал её: стройная, тоненькая, повзрослевшая, ей лет 16—17. Черные локоны выбиваются из под изящной шляпки, на плечи накинута лёгкая накидка. Как прелестна, как грациозно движется! Он очарован, не может оторвать от неё взгляда. Но вот ещё кто-то. Не может быть! Следом за Кларой выходит большой, серый с чёрными полосами кот. Он идёт на задних лапах, как человек, виляет хвостом, в походке, во всех повадках—что-то фатоватое. Вот он берёт Клару под руку, подтягивается, шепчет ей что-то на ухо. Она смущённо улыбается, хочет сбросить его лапу, он пытается положить её ей на плечо… Больше терпеть этого Роберт не намерен. Он стремительно бежит по лестнице, выбегает в ещё открытую дверь. Они впереди. Он мчится, что есть силы, с разбегу вклинивается между ними, толкает кота в грудь. «Вон, вон отсюда», - кричит он. Кот выпускает огромные, как заострённые ножи, когти, шипит. Роберт бросается на него. «Не отдам, не отдам»,- неистово кричит кот, и Роберт с ужасом узнаёт голос своего учителя. Когти кота впиваются в лицо, в грудь, но боли нет. Он уже весь в страшных объятиях кота, который продолжает что-то кричать голосом Фридриха Вика. Неистовый вопль готов вырваться из груди юноши, но голоса нет. Последнее усилие…
Роберт открывает глаза. Тишина, ночь за окном всё освещено лунным светом, а тени от ветвей дерева продолжают всё так же причудливо бродить по комнате.
Как прелестна была в этом странном сне повзрослевшая Клара! Он улыбается, в его сознании рождается нежная, трепетная, со вздохами и придыханиями мелодия—романс или медленный танец. Светает. Он записывает её на нотном листе. «Это одна из лучших моих тем!»,- мечтательно думает он. Внизу размашисто, красивыми буквами пишет: «КИАРИНА.»{jcomments on}