КОНЦЕРТЫ АПРЕЛЯ. Часть I
Кажется, Гераклит сказал: истина любит прятаться. Иногда придя на тихий с виду неаншлаговый без громких имён концерт, получаешь больше художественных впечатлений, чем после вечера какой-нибудь всемирно сверкающей звезды.
Начиная обзор лучших концертов апреля, я хочу начать с первого майского вечера, на котором мне довелось побывать, и потом двигаться к началу апреля.
Глядя на афишу Вечера камерной музыки 3-го мая, вывешенную в окне Малого зала, с именами Бруха (Восемь пьес для кларнета, виолончели и ф-но), Брамса (Соната для кларнета и ф-но № 2) и Нино Роты (Трио для кларнета, виолончели и фортепиано), я долго сомневался, стоит ли идти. Я, конечно, люблю камерную музыку, но всё-таки, за некоторыми исключениями, предпочитаю фортепиано соло, с оркестром или большие симфонические полотна. Героя вечера кларнетиста Валентина Карлова я до того сольно не слышал, виолончелист Сергей Чернядьев мне был известен с самой лучшей стороны, а вот имя пианиста Максима Панкова я, как ни силился, припомнить не мог. Кроме того, были сомнения в отношение Макса Бруха – я никогда ничего из него не слышал, кроме тиражируемого на виниле и CD скрипичного концерта.
Вечер был свободен, и я решил пойти. И, предвосхищая события, могу сказать, что я не только не пожалел, но пришёл к выводу, что побывал на одном из лучших концертов этого сезона.
Восемь пьес Макса Бруха (1838-1920) не просто приятно удивили, но можно сказать потрясли. Генезис этой музыки предельно понятен: она происходит от позднего и среднего Бетховена, её – в таком виде, в каком она существует – просто не могло бы быть без Шумана, последняя пьеса Moderato – полный аналог брамсовских Intermezzo. В общем, благодаря высоко вдохновенной игре великолепного трио мне стало понятно, кто такой Макс Брух. Теперь я знаю, что Макс Брух – это первоклассный композитор школы Шумана, полностью затерявшийся в тени такового и особенно Иоганнеса Брамса.
…Мы все, рядовые меломаны, хорошо знаем, что такое у позднего Брамса опусы 116, 117, 118 и 119. Интермеццо и каприччио из этих опусов более, чем популярны, и трудно назвать пианиста, который бы не включал их в свои программы. А вот что такое опус № 120 (1894 год)? Не правда ли, интересно? (Забегая вперёд, скажу, что в апреле в том же Малом зале прозвучал и опус № 115)
120-й опус Брамса ожиданий не обманул: не буду ничего говорить, просто очень рекомендую его послушать. А вот пианист Максим Панков превзошёл все ожидания – признаюсь честно, его громокипящий (во второй части Appassionato) трагедийный Брамс мне был гораздо ближе и интереснее перфекционистского музейного Брамса Григория Соколова. После концерта я спросил маэстро, даёт ли он сольные концерты, на что он, пожав плечами, ответил, что, как правило, играет в ансамблях. Тут-то я и вспомнил о старике Гераклите и о том, что «бытие любит прятаться».
Второе отделение закончилось кларнетовым Трио Нино Роты, погрузившим зал в сочную атмосферу пряной итальянской ночи со звоном цикад, роскошью изысканных ароматов и гудением моторов дорогих белоснежных авто, только что сошедших с конвейеров миланского Fiat…
* * *
Как-то в молодые годы я услышал от своего педагога фразу, которая поначалу меня удивила:
- Когда покупаешь пластинки, обязательно смотри, кто исполнитель. Часто неважно, ЧТО играется, гораздо важнее КТО играет и КАК. Если Рихтер играет Детский альбом Шумана, это гораздо интереснее, чем ударно-комсомольское исполнение, скажем, последних сонат Бетховена… Лучше гениально сыграть «Смелого наездника», чем невежеством и отсутствием мастерства испортить «Hammerklavier».
С годами я полностью солидаризировался с этой позицией, и исходя из неё, могу сказать, что в Петербурге ныне живут и творят музыканты высочайшего мирового уровня, на концерты которых стоит ходить, какие бы программы они ни предлагали.
Я имею в виду скрипачей Михаила Крутика, Александра Рихтера, Сергея Догадина, Владимира Шуляковского, альтиста Юрия Аникеева, виолончелистов Сергея Чернядьева и Станислава Лямина, кларнетистов Адиля Фёдорова и Валентина Карлова, арфистку Екатерину Семион, флейтиста Александра Кискачи и очень, очень многих вокалистов, пианистов и дирижёров.
Помимо виртуозности, у этих людей не умер интерес к тому, что они делают – и это в наше время особенно важно. Они воспринимают своё музицирование не только как работу у станка, но и как личное и коллективное творчество – и этим заражают слушателя.
Как я уже упоминал, в апреле, во вторник, 13-го, в Малом зале мы имели счастливую возможность услышать 115-й опус Иоганнеса Брамса (1891 год), интригующий уже только одним своим номером. Играл струнный квартет С-Пб филармонии (Александр Рихтер, Михаил Крутик, Юрий Аникеев, Станислав Лямин) и упомянутый мной выше бесподобный кларнетист Адиль Федоров.
Поздний Брамс – музыка осени Патриарха, Последняя глава Истории музыки, основанной на здоровых, крестьянских песенно-танцевальных началах. Брамс, кажется, с грустью осознаёт, что на нём всё заканчивается… В ХХ столетии к этой Последней главе ещё пытались дописать свои комментарии убеждённые ретрограды Рахманинов, Медтнер и Эльгар, не захотевшие поучаствовать в ослепительной вакханалии Модерна; но у них своей Последней главы, пожалуй, не получилось – только отзвуки 100-х опусов Брамса…
Кроме Брамса, в этом вечере впервые в нашем городе прозвучали кларнетовые квартеты Круселля и Гуммеля – я уж не знаю, хорошая это музыка или так себе, но сыграна она была настолько наполнено и вдохновенно, что я не думал об авторах и стилях, а просто кайфовал.
* * *
В апреле наконец-то, преодолев вулканический пепел и дым, до Малого зала добрался легендарный Густав Леонхард.
Я полагаю, для большинства пришедших на концерт, это был, скорее, поход в музей – мэтру столько лет, что требовать от него чего-либо сверхъестественного было бы, по меньшей мере, странно.
От себя лично могу сказать, что, если французы и Пёрселл в первом отделении звучали действительно потусторонне, как бы уже с того света, то, начав играть во втором отделении Баха, Леонхард словно ожил, клавесин зазвучал свежее, увереннее.
После концерта я, конечно же, пошёл взять у мэтра автограф, поблагодарил его по-немецки за превосходного Баха и сообщил ему, что недавно посмотрел старый игровой фильм, где он, Густав Леонхард, снялся в роли Иоганна Себастьяна, после чего добавил: - Viellecht Sie sind Reinkarnation von Sebastian Bach? – чем немало развеселил уставшего мэтра. Его искренний смех выдал в нём человека, и в эти годы не потерявшего ясный и мужественный взгляд на жизнь…
Продолжение следует {jcomments on}