Николай Коняев рассказывает о Валентине Пикуле, с которым был хорошо знаком и о своей книге, посвященной жизни и творчеству мастера.
- Прежде всего, Николай Михайлович, объясните, почему Вы сейчас, в начале третьего тысячелетия, избрали героем своей новой книги именно Валентина Пикуля?
- Мне посчастливилось быть знакомым с Валентином Саввичем, я редактировал его книги, написал и опубликовал еще при жизни писателя несколько статей, посвященных его творчеству. Я обещал тогда Валентину Саввичу написать о нем и большую книгу. И вот сейчас, спустя почти два десятилетия после его кончины, я исполнил это обещание. Может быть, следовало сделать эту работу раньше… Не знаю… Сейчас, когда книга наконец написана, мне кажется, что она приходит к читателю вовремя. Как раз в тот срок, который и определил сам Валентин Саввич Пикуль, когда сказал в стихотворении “Марш мертвых команд”:
Но если внукам придется с врагом
Сойтись в час решающей мести,
Ждите нас — мы снова всплывем,
Но уже с кораблями вместе...
- Но согласитесь, что сейчас интерес к книгам Валентина Пикуля несколько снизился по сравнению с прежними годами…
- Это верно только в том смысле, что сейчас вообще снизился интерес к любым книгам по сравнению, например, с 80-ми годами прошлого столетия. Да, у нас выросла молодежь, которой не только не привита привычка к чтению, но среди которой можно найти и просто неграмотных. Если же сравнивать нынешние тиражи книг Валентина Пикуля с другими писателями, то мы увидим, что по читательской популярности он по-прежнему занимает одно из первых мест.
Но я говорю об этом так, для сведения…
Для моей новой книги это не так и важно. Сейчас отчетливее, чем раньше, видишь, что Пикуль — это не только десятки увлекательных книг, но и образ жизни, судьба, в которой с годами все явственнее проступают очертания русской судьбы.
Он оставил школьную парту, когда надо было защищать от фашистов Родину. В 14 лет дал воинскую присягу, в 15 - начал воевать, а в 16 - стал командиром боевого поста…
Ему было очень трудно на войне (в своей книге я подробно рассказываю о флотской службе Пикуля), но разве после войны, когда с медалями на груди и с забытыми школьными знаниями он попытался продолжить свое образование, ему стало легче?
И разве просто было ему реализовать свои Богом данные способности?
Сам Валентин Саввич любил себя сравнивать с Мартином Иденом. Это так и есть, только с той поправкой, что Пикуль был русским Мартином Иденом. Ему приходилось преодолевать не только глухое равнодушие к безвестному одиночке, но и агрессивную среду злобной русофобии, которая обрушилась на него, чтобы помешать ему сказать то, что он считал главным, то, что он обязан был сказать.
Валентин Саввич выстоял. Ему удалось прорваться сквозь все препоны и написать те книги, которые и сделали его выдающимся русским писателем. Как это происходило и какой ценой приходилось платить Валентину Савичу за свое право быть русским писателем, я и рассказываю в своей книге.
- В автобиографиях Валентин Пикуль писал, дескать, он благодарен, что его роман “Курс на солнце”, хотя договор с журналом “Звезда” и был заключен, так и не увидел свет…
- В этих словах - весь характер Пикуля. Когда, после неудачи с учебой в Ленинградском военно-морском подготовительном училище, он начал писать стихи и прозу, его заметили известный поэт Всеволод Александрович Рождественский и Николай Николаевич Никитин, автор знаменитого тогда романа “Северная Аврора”. Они и сосватали молодого писателя в “Звезду”. С ним заключили договор и передали его роман “Курс на солнце” на редактирование бывшей сотруднице Самуила Яковлевича Маршака — Александре Иосифовне Любарской.
Для начала редактору не понравилось название. После долгих размышлений Пикуль уступил и назвал роман “За морем солнце”. Началась длительная работа по снятию “спорных вопросов”. Это редактирование-издевательство затянулось так неприлично долго, что удостоилось даже внимания “Ленинградской правды”:
“Все еще имеет место недостаточно внимательное отношение к редактированию книг молодых авторов. Очень показательна, например, “история” романа молодого ленинградского писателя Валентина Пикуля. Этот роман, предназначенный к печатанию в “Звезде”, редколлегия журнала еще в 1948 году передала на редактирование А. Любарской, которая, сорвав все договорные сроки, продержав у себя роман около года(!), так и не справилась с порученной работой”.
Но эта статья в первую очередь самому Пикулю и навредила.
Могущественные защитники Александры Иосифовны не пожалели сил, чтобы, спасая Любарскую, затоптать молодого писателя-фронтовика.
“Тут я снимаю шляпу перед памятью покойной ленинградской писательницы Елены Катерли, - вспоминал сам Пикуль. - Эта умная женщина в своем отзыве о моем третьем романе устроила мне такой хороший разнос, что я долго не мог опомниться.
Вывод Катерли был таков: “Валентин Пикуль не напечатал еще ни одной строчки, а его уже заранее расхвалили; на самом же деле писать он совсем не умеет”...
Дело прошлое, но это был такой великолепный нокаут, после которого судья-рефери должен обязательно выкинуть на ринг полотенце!”.
Похоже, что Валентин Саввич - в его архиве сохранилась приведенная нами заметка из “Ленинградской правды”! - догадывался, что Елена Иосифовна Катерли, разнося его роман, не столько его литературной судьбой озабочена, сколько защитой раскритикованной в газете Александры Иосифовны Любарской. Поэтому слова “снимаю шляпу перед памятью” кажутся в этом контексте неуместными, но тут, в этих словах, как я уже говорил, - весь Пикуль.
Сбитый с ног, отправленный в нокаут вопреки правилам нанесенным ударом, Пикуль побеждает злость и слабость, и вместо того чтобы доказывать, что удар был нанесен нечестно, объявляет, что всё правильно, он понял главное - надо писать романы так, чтобы никакой самый подлый удар не мог сбить тебя с ног.
Валентин Саввич Пикуль был сильным человеком.
И если ему и не всегда удавалось превратить свое поражение в победу, то вид, что это так и происходит, Пикуль выдерживал всегда.
Хотя только сам он и знал, какою ценой дается ему это.
- А с чем было связано такое недоброжелательное отношение к Валентину Пикулю?
- Пикуль, на мой взгляд, - выдающийся русский писатель, внесший огромный вклад в развитие сказовой прозы. Но, пожалуй, еще более важно, что предметом своей прозы он сделал русскую историю. Причем не ту пропущенную через фильтры различных либеральных идеек дистиллированную водичку, которой потчевали нас на протяжении долгих лет, а народную историю. Ту историю, которую создавал русский народ и о которой Пикуль и рассказал России. Эта история вырывала русского человека из безликой “общности” советских людей, согревала его национальное чувство, делала способной противостоять агрессии русофобии.
Сейчас много написано, как травили у нас А.И. Солженицына, Б.Л. Пастернака... Пикуля травили по-другому. Само имя его вызывало у представителей нашей образованщины шок. Все романы Пикуля безоговорочно были объявлены второсортной литературой, и даже прикосновение к ним грозило оставить несмываемое пятно на репутации: в самом деле, уж не антисемит ли ты?
Право же, такая травля - страшнее открытых гонений... Люмпен-интеллигенция злее и безжалостнее, чем люмпен-пролетариат...
Пикуль сам говорил, что после 1968 года “много лет проплывал в страшной “зоне молчания”, как плывут корабли в чужих водах, чутко вслушиваясь в эфир, который сами они не смеют потревожить своими позывными”.
“Не смел потревожить...” - здесь, конечно, употреблено для красоты слога.
Никогда, даже в самые трудные годы, не поддавался Валентин Саввич страху. В полную силу звучал в эфире десятилетий застоя его голос. Правда, слышали его не только свои, но и враги. И били, били по Пикулю из орудий всех калибров.
- С этим и был связан переезд Валентина Пикуля из Ленинграда в Ригу?
- На мой взгляд, свою роль сыграло тут стремление второй жены Пикуля - Вероники избавить Валентина Саввича от друзей-собутыльников, ну, а заодно и вообще - она была на десять лет старше - поместить его в городе, в котором у Пикуля не было ни друзей, ни приятельниц. Ну, а со стороны самого Валентина Саввича была обида, что его, писателя-блокадника и фронтовика, с поразительным упорством “пробрасывают” в Ленинградском отделении Союза писателей при распределении квартир…
Я привел в своей книге разговор Дмитрия Жукова с Федором Абрамовым:
- Федя, - спросил тогда Жуков, - почему ты на вашем ленинградском секретариате голосовал против того, чтобы Пикулю дали квартиру?
- Слушай, в жизни ты ничего не понимаешь! - в сердцах ответил Абрамов. - Я двадцать лет после войны заведовал тут кафедрой советской литературы, писал романы, и всё как в дыру провалилось. А стал голосовать как надо - и дело пошло”...
Вот это основные причины, побудившие Валентина Саввича переехать в Ригу. Ну и, конечно, он действительно надеялся укрыться в Риге от травли, всё сильнее донимавшей его.
- Но ведь и пребывание в Риге тоже не спасало Валентина Пикуля от различных нападок…
- Конечно нет… После публикации романа “У последней черты” разносные статейки в центральных газетах стали мешаться с откровенными угрозами и попытками физической расправы. Однажды писателю прислали посылку с длинной бечевкой и запиской: “Русская сволочь! Ты будешь скоро болтаться на этой веревке!”…
Так, в разрывах тяжелых снарядов, в густых клубах клеветы, и жил в Риге Валентин Пикуль. К нему боялись приближаться. Близкие друзья, я видел это своими глазами, трусливо предавали его.
Но здесь, в Риге, хотя Латвия тогда и была союзной республикой, Валентин Саввич представлял себя эмигрантом, и это, как ни странно, помогало ему сохранять внутреннее равновесие. Вот уж, действительно, несладкая участь подлинно русских людей, желающих говорить о России для русских!
Ну и конечно, если Пикуль и ощущал Латвию как чужую страну, то флот, который базировался здесь, был СВОЙ, и получалось, что помощь и поддержку писатель Пикуль находил не в партийных или литературных кругах, а на флоте… Военно-морское начальство и квартиру ему выделило в элитном доме, моряки и защищали Пикуля, обеспечивая ему самую настоящую охрану, когда начинало зашкаливать беснование образованщины…
- А назад, в Ленинград Пикуль уже не предпринимал попыток вернуться?
- Сам Валентин Саввич всем рассказывал, что никогда ноги его не будет в городе, где он родился, где прошло его детство и юность… Но это тоже от стремления если не превратить свое поражение в победу, то хотя бы сделать вид, что победа одержана.
Сейчас, когда благодаря вдове писателя, Антонине Ильиничне Пикуль, разобран и отчасти опубликован архив писателя, мы видим, что Пикуль мечтал вернуться в Ленинград, но, естественно, он не мог приехать в родной город просто на встречу с читателями, не мог приехать туристом...
И тут трудно не согласиться с Юрием Ростовцевым, говорившим, что Пикуль мечтал вернуться совсем, чтобы жить и умереть в Ленинграде. Но он мог возвратиться в Ленинград только победителем.
Но туда его так никто и не позвал... Победители не нужны ни Ленинграду, ни Санкт-Петербургу.
Пикуль был бы слишком значительной для Ленинграда литературной величиной. Появление в городе такой мощной фигуры могло смешать все карты литературных джунглей, а такое пугало и заставляло бороться с ним еще активней.
В последнем интервью на вопрос, пишутся ли книги о его творчестве, Пикуль ответил:
- Нет! И знаете почему - боятся... Ведь те, кто о Пикуле отзывается хорошо, тем ходу нет. Поэтому и многие историки или ругают меня, или молчат. Некоторые из них пытались в свое время за меня вступиться, но кончилось для них все это очень плохо - они лишились должностей, кафедр. Постепенно создавали обстановку, чтобы человек ушел вроде бы по своему желанию.
Интервью это было напечатано уже после смерти Валентина Саввича...
- Читатели знают московское издательство “Алгоритм” по книгам, которые ориентированы на тех, кто неравнодушен к судьбе России, кто так или иначе участвует в политической жизни страны, кто интересуется прошлым и задумывается о будущем России. Книга “Валентин Пикуль” ведь не первая из выпущенных Вами в серии “Властители дум”?
- Нет… Это третья моя книга в этой серии. В прошлом году вышли книги о наших великих современниках “Митрополит Иоанн” и “Николай Рубцов”. Книга о Николае Рубцове, существенно переработанная и дополненная (объем книги увеличился в два раза), будет переиздана и в этом году. Я рад, что вышел в свет этот трехтомник. Русские судьбы митрополита Иоанна, писателя Валентина Пикуля, гениального поэта Николая Рубцова созвучны нашему времени, и осмысление их в современном контексте поможет читателю не заблудиться в чащобах нашей действительности, поможет им устоять на ногах в наступающих общественных катаклизмах.
беседовал Алексей В. Андреев {jcomments on}
1