Москва. Как много!
Как много в Москве, просто чрезвычайно много москвичей и приезжих, станций метрополитена, театров, новодела, чудных старинных церквей, милых старинных особнячков, заторов, клошаров, музеев, машин, денег, красоты, безвкусицы.
Безвкусица бросается в глаза, как только выходишь на Красную Площадь, добрую половину которой занимают аляповатые балаганные картонки катка. Смотреть в другую сторону не получается - снежные иглы впиваются в лицо. Скользко. Неподалеку от коротконогого Жукова на коне-балерине, у знака, определяющего начало дорог России, лужа крови, в которой плавают салфетки - видимо, кто-то все же серьезно поскользнулся. Многие пробегают мимо, а другие - ничего, ржут, фотографируются. Безвкусица вопиет из витрин главных магазинов - ГУМа и ЦУМа. В ГУМе обычные манекены с головами животных и, конечно же, в непременных валенках - Россия! В ЦУМе - сцены из "рублевской жизни" в представлении и интерпретации не слишком озабоченного художественностью собственных произведений дизайнера.
Метро. В метро москвичи любят заслонять выход из вагона - обычно они стоят плотной стеной и на их лицах изображено суровое упорство, поэтому выйти из вагона нелегко: я просто падала, выставив вперед сумку - все расступались, и я благополучно выбегала на перрон. На эскалаторе нужно стоять прижавшись к правому поручню, иначе тебя собьют, затопчут или, в лучшем случае, уволокут - как вниз, так и вверх. Ну, вниз - понятно, а вверх? У нас в Петербурге бывает, конечно, что какой-то одышливый подросток, поднимается, змеевидно обтекает стоящих на эскалаторе, и, обгоняя время, рвется к свету. А тут, в Москве, шагают вверх по эскалатору все: молодые и старые, беременные и старушки с тележками, мужчины с газетами и женщины с букетами.
Москвичи и жители пригорода разговорчивы и общительны. В электричке из Москвы в Царицыно старушка долго рассказывала, как Путин пригласил ее на чай в Большой Кремлевский Дворец, и, только когда она вернулась к себе в Серпухов, заметила, что кругом-то, оказывается, сплошной бурьян. С тех пор ездит в разные концы страны и мира - любуется красотой, а возвращается в Серпухов - блин, опять бурьян!
Москвичи часто образуют пробки, не только на дорогах и в метро, но и в других замкнутых пространствах. Особенно неприятно это было в театре: после спектакля театралы меня сдавили так, что выдохнула я у гардероба, а вдохнуть удалось только на Тверской (Театр Сатиры, спектакль "Дорогая Памела" с Аросевой - очень средний. Публика почему-то бесновалась – визжала и потела, аплодируя как в течение спектакля, так и после).
В Москве зеленый свет существует не для пешеходов, и на обоих концах наземных переходов то и дело образуются две нервные противостоящие толпы. Только иногда, после пяти-семи-и более-минутного ожидания, на пару-тройку секунд светофор милостиво разрешает пешеходам пересечь проезжую часть дороги. Зеленый! И две толпы несчастных пешеходов очертя голову бросаются навстречу друг друг, сталкиваются лбами на разделительной полосе, падают, набивают синяки и ломают конечности, теряют шапки, кошельки и портфели, громко ругаются матом, особенно женщины.
И вообще, женщины Москвы и Подмосковья - это сила. Монолог в вагоне электрички (глубокое контральто, слышно в тамбуре при закрытых дверях): "Ну что смотришь, говно? Фиксы свои мне тут показывает! Пошел на х.. со своими газетами! Какое, твою мать, здоровье? Что ты мне суешь свои журналы? Я сама врач!". Это мудрое поведение. Окружающие хохочут и, получив заряд бодрости, едут дальше. А когда я со своей конфетно-булочной корзиной подошла к кассе супермаркета и молча протянула деньги, меня просто не заметили и стали обслуживать следующего, нормального, покупателя, который весело, с матюжком, звенел водочкой и шуршал селедочкой.
Мужчины Подмосковья тоже весьма активны. Диалог в электричке. Торговка:
- Носки. Ангора.
Мужчина:
- Покажите, - рассматривает, - Да тут вул только тридцать процентов! А остальные семьдесят - заячьи пуки (ударение на первый слог - Л.А.).
- Какие пуки?! Ангора!
- Здесь написано "пуки"!
- Не "пуки", а "пухи"! "Хэ", "Хэ"!
- Вот и иди ты на "хэ" со своими пуками!
В Москве много денег. Это очевидно. Деньги - это два особняка для гениев Глазунова и Шилова. Правда, непонятно: им дали эти особняки, потому что они гении, или их следует считать гениями, раз у них такие особняки? Ну да ладно, у них, у гениев и их великих и величайших полотен, своя жизнь - дворцовая. Еще большие деньги идут на новодел. Первое, что я увидела из этой архитектурной категории - Царицынский "диснейленд". Москвичи нос воротят - фи, новодел, фу, новодел. А по мне так лучше так, чем никак. Пусть будет дворец, напоминающий замок из компьютерной игры про вампиров, чем не будет ничего. Деньги? Ну об этом у нас, негениев, голова болеть не должна - разве будет лучше, если их, как всегда, разворуют?
В Царицыне при входе во дворец дают наставление: "Экспозиция - первые два этажа. На третьем - кафе!" (вторая часть фразы произносится громко и четко, очевидно, что кафе - самый важный раздел музея). Во дворце смотреть, по сути, нечего. Говорят, залы восстановлены по старинным чертежам, но живопись примитивная, золото цыганское, хрусталь слишком тонок и прозрачен. Зато на каждом этаже - по "Stainway"ю. Неплохо! В Хлебном Доме - орган, на котором, судя по афише, собирается играть Володось. Уже на выходе картина: за одним из столиков большого кафетерия три старухи и один старик в пальто и шапках режутся в карты. Рядом в полной растерянности стоит милиционер, хлопает глазами и пытается что-то объяснить компании картежников. На него - ноль внимания. Стемнело: подсветка - декоративно, театрально, впечатляюще. Москвичи, проезжая мимо, плюются, отворачиваются: лучше бы старушкам к пенсии прибавили, а им бы только, тьфу, новодел городить.
Еще один новодел - Храм Христа Спасителя. Москвичи опять за свое: "Из бетонных блоков соорудили, тьфу, тьфу и еще раз тьфу". А я радуюсь и все тут: не бассейн и не небоскреб какой-нибудь 400-метровый, а храм. Такой русский, такой московский. На стенах много фамилий, которые грустно читать - будущая слава бывшей России, "...полк награжден серебряной трубой", "При освобождении Германии погибло ...". О, Господи, и кого только мы не освобождали! А смысл?
А вот Перерва. В названии виновата река Москва, которая взяла и прервала свое течение в этом месте когда-то в незапамятные времена. Там тоже, в сущности, новодел - восстановленный из руин огромный собор и две других более древних церкви. И снаружи собор весьма велик, а изнутри просто головокружителен. Чудная живопись в стиле Васнецова, на стенах - эпизоды из православной истории России. Действующий, в отличие от драгоценнейших храмов Кремля - прекрасных, но, увы, музеев.
Еще была славная церквушка (ХХVII в.) на высоком берегу Москвы-реки в Архангельском (от нее и название этой прекрасной усадьбы). Любуюсь, глажу ее округлые беленые кирпичи вокруг крошечных окошек, теплые (на морозе-то).
Любимый художниками Донской монастырь - широкие башни с кирпичными кружевами. Два белых голубя подошли ко мне и смотрят, склонив головки набок, а мне и дать им нечего - не денег же.
По кривым улочкам - в Третьяковскую. Там много детей, но они не мешают - мешает зычный клекот некоторых экскурсоводов. Убежать от них сложно - по-неволе забываешься у любимых полотен, а экскурсовод тут как тут, в зале Перова внушает школьникам: "Ребята, обратите внимание: все пьяные, у женщины чулки спущены, поп на крыльце валяется. В общем, все как сейчас! Как сто лет тому назад, так и сейчас! А все почему? А все потому что переломная эпоха. Как и сейчас!". Надеюсь, что дети невнимательно слушали эту возмущенную историей и современностью даму.
И вот она, Москва, которую невозможно не полюбить: Москва кривых улочек (ничего параллельного, ничего петербургского), маленьких особнячков, вросших в землю древних крохотных церквушек. Жуткие параллелепипеды брежневских времен усилием воли стираю из памяти. Мимо Никитских ворот, по Поварской к Борисоглебскому. Там, на Борисоглебском, 6, время замерло, затаилось в стенах, окнах, глядящих из глубоких ниш, в вещах, не принадлежавших хозяевам, но деликатно подобранных и прижившихся в этой уютной, загадочной квартире (непонятно, как образовались в ней второй и даже третий этажи?). Волшебная квартира. А какая еще могла быть у незабвенной Марины? Уже на выходе из музея: "Ну как? Вам понравилось?". Ну и вопрос - я растерялась, "Грустно", - говорю. Смотрим друг на друга, молчим и внутренне плачем - ну что тут скажешь? Выхожу на Борисоглебский - ни души. Тишина, безветрие, снег, желтые, розовые, зеленоватые домики на фоне черного неба и черных параллелепипедов. Москва. {jcomments on}