СЕРГЕЙ УРЫВАЕВ: ИНОГДА УДАЁТСЯ СОЧЕТАТЬ НЕСОЧЕТАЕМОЕ
Известно, что Брамс, с величайшим почтением относившийся к Моцарту, как-то раз сказал: «Писать также красиво, как Моцарт мы уже не можем, постараемся писать также чисто». Эти слова очень любит цитировать профессор Санкт-Петербургской Консерватории Сергей Александрович Урываев. Сегодня – он гость нашей редакции.
К: Сергей Александрович, расскажите, пожалуйста, о себе.
У: Я живу в Петербурге, если можно так сказать, с 1903 года – это год, когда моя бабушка сюда приехала. Я родился в 1947 году, окончил школу-десятилетку при консерватории, потом – консерваторию, потом – ассистентуру (которая теперь опять будет называться аспирантурой) по камерному ансамблю. В 1975 году я окончил обучение и с тех пор преподаю. После разделения кафедры преподаю камерный ансамбль и фортепианный ансамбль и на сегодняшний день занимаю должность профессора кафедры. За эти годы, как я пишу в официальных документах, я выпустил более 200, а вместе со струнниками 250 человек. Как и многие мои коллеги имею учеников практически по всему миру. Среди них есть концертмейстер оперного театра в Мюнхене, в Петербурге они работают педагогами в десятилетке, в училищах, в школах. Однако наше время чревато неожиданностями, и за последние 5 лет студенты, будучи очень перспективными, все-таки меняют профессию. Бурную педагогическую деятельность я пытаюсь сочетать, возможно, небезуспешно, с исполнительской деятельностью: с 1973 года, со студенческих времен, выступал на самых различных площадках как в Петербурге, в России, так и за рубежом. Играл с Академическим симфоническим оркестром под управлением Дмитриева, с Новосибирским симфоническим оркестром, с оркестрами, которых уже давно не существует. Конечно, моя основная деятельность связана с камерной музыкой: долгое время существовало трио «Санкт-Петербург» с очень известным петербургским музыкантом Марией Сафарьянц, которая теперь является артдиректором известного фестиваля, и прекрасным виолончелистом Леонидом Шугаевым.
Долгое время наше трио успешно концертировало, записывало диски, гастролировало в Европе, в Америке – в рамках культурного моста Санкт-Петербург-Бостон. Мне довелось много аккомпанировать и вокалистам. Например, ныне здравствующей знаменитой петербургской камерной певице Кире Владимировне Изотовой. Среди моих партнеров – петербургский балалаечник Миша Данилов. Сейчас я поддерживаю связи с Мишей Семчуговым - заведующим кафедрой народных инструментов. Что касается симфонического оркестра, то я переиграл со всеми инструментами, исключая флейту-пикколо и тубу. Это безумно интересно, потому что каждый инструмент имеет свою специфику и рояль в соединении с любым инструментом – это всегда нечто новое и дает возможность не только на слух, но и “ощупью” познакомиться с сокровищницей мирового репертуара, написанного для всех этих комбинаций, начиная с дуэтов и кончая большими ансамблями. Моя теоретическая деятельность более скромна: даю мастер-классы в рамках Юдинского конкурса, председателем которого я являюсь. Приглашают в другие города, я давал мастер-классы в Киеве на базе Киевского музыкального училища, в этом году – в Вологде на базе Института Искусств. Имею скромные печатные работы в рамках кафедральных сборников по конкретным вопросам аккомпанемента, пишу воспоминания.
К: Сергей Александрович, что приносит большее удовлетворение – концертная деятельность или преподавательская?
У: Наибольшее удовлетворение приносят те редкие моменты, когда удается сочетать несочетаемое, то есть когда получаешь удовольствие от игры своих учеников (на концерте или конкурсе) и когда чувствуешь, что доставляешь удовольствие собственным исполнением, тем более, если среди слушателей есть взыскательные коллеги или ученики.
К: Я знаю, что в творческих коллективах иногда возникают весьма сложные отношения. А какова атмосфера в преподавательском составе консерватории?
У: Очень доброжелательная. Несмотря на занятость, все мы стараемся присутствовать на выступлениях своих коллег, помогаем и поддерживаем друг друга. Никогда не забуду, как я, несколько лет тому назад, решился выступить с Первым концертом Чайковского, что для человека, который нерегулярно выступает как солист, явилось немалым испытанием. Но это была моя давняя мечта и совместно с моим другом Сашей Канторовым, который является дирижером оркестра «Классика», мне удалось осуществить эту мечту. На концерте были несколько моих коллег с кафедры камерного ансамбля, и, когда я пришел на очередное заседание, чуть-чуть опоздав, меня встретили аплодисментами. Такая оценка, безусловно, трогает и вдохновляет на новые достижения.
К: Сергей Александрович, за годы Вашей преподавательской деятельности изменился ли каким-то образом состав студентов консерватории в плане их подготовленности, отношению к учебе, карьере?
У: Ощутимо возрос так называемый средний уровень студентов, причем не только наших русских, но и иностранцев – из Испании, Португалии, Кореи. Когда были первые заезды иностранных учащихся, то первые занятия напоминали уроки в провинциальной музыкальной школе. А сейчас они все схватывают налету. Кроме того, все меньше и меньше остается студентов, которые считают камерный ансамбль чем-то второстепенным. Мой ежедневник буквально испещрен расписаниями занятий, а раньше бывали весьма ощутимые пробелы. И это при том, что каждый, кто может работать, работает. Отрадно также и то, что многие выпускники консерватории не упускают возможности играть с теми студентами, которые числятся у меня в классе, потому что они не хотят ограничиваться своей работой, например, в струнном оркестре. Тем более, что это дает возможность выступать в таком уникальном зале как наш Малый Зал имени Глазунова.
К: Не кажется ли Вам, что сейчас возрос интерес к ансамблевой музыке?
У: По крайней мере, у нас в стране он находится на очень неплохой стадии. Это объясняется еще и тем, что петербургская ансамблевая школа, вероятно, одна из лучших в мире. Кроме того, есть люди, которые занимаются организационной деятельностью. Одна из них – Мария Саркисовна Сафарьянц, моя давняя партнерша. Она является артдиректором фестиваля «Дворцы Санкт-Петербурга», который проходит каждый год в конце мая – начале июня в лучших дворцах Петербурга и пригородов. И я не помню концерта, который не собирал бы как минимум трех четвертей зала, а как правило, это аншлаг. Большим успехом пользуются концерты в музеях-квартирах (Римского-Корсакова, Самойловых). Там очень теплая атмосфера, общение проходит в более интимной обстановке.
К: Ваши любимые композиторы?
У: У меня нет особых предпочтений. Играю все, что мне известно, и все, что мне доступно. А доступно не все – мало музыкантов универсальных на сто процентов. В частности, несмотря на то, что очень люблю музыку ХХ века, много ее играю и даю ученикам, многие направления являются для меня своеобразной terra incognita (например, Штокгаузен). Мой предел пока – Мессиан. То есть от Баха до Мессиана и от Алябьева до Шнитке – вот круг интересов, который находит конкретную реализацию в концертах.
К: Сергей Александрович, Ваши выпускники вспоминают о Вас с большой теплотой, а что Вы можете вспомнить из своей преподавательской деятельности, например, забавные случаи?
У: Был один курьезный и очень поучительный случай, связанный с моим любимым профессором Марией Всеволодовной Карандашовой. Я тогда поступил в ассистентуру после службы в советской армии. Вскоре Мария Всеволодовна поручила мне несколько своих воспитанников. Так началась моя преподавательская деятельность. Уровень этих студентов был настолько высок, что на первых порах приходилось буквально выискивать недостатки. А курьезный случай касается творчества петербургского композитора Вадима Салманова, который известен и как симфонист и как автор хоровых полотен, он написал несколько скрипичных сонат. У меня была студентка, которая впоследствии стала моей женой. Мы только что поженились, и на первых порах посещение занятий не было слишком регулярным. А задана ей была Вторая соната Салманова. Когда Мария Всеволодовна поинтересовалась, где же все-таки Наташа, меня, как говорится, черт дернул сказать, что она не достала Вторую сонату, ей в библиотеке Первую дали. Мария Всеволодовна пристально посмотрела на меня и сказала: «Странно, ведь у Салманова одна соната – Вторая». А после паузы добавила: «Ну это другое дело, почему так получилось?». А в то время действительно Салманова была одна Вторая соната, потом он написал Третью. Года три назад вышел сборник сонат, где есть и Первая, которая в советское время не издавалась. Вот такая поучительная история.
К: Вы упомянули о службе в армии, как это вообще могло произойти? Ведь использование музыканта на тяжелых работах, коих в армии предостаточно просто чудовищно и могло сломать человеку судьбу.
У: Это стандартная ситуация. После окончания консерватории все годные по здоровью молодые люди обязаны были отслужить. Тогда это составляло 1 год, но фактически было больше. Сначала я был в снегах Карелии на учебном пункте с автоматом. Затем – в ансамбле КСЗПО (Краснознаменный Северо-Западный пограничный округ). В нем я, как ни странно, играл на фортепиано и на электрооргане. Орган заключался в огромный деревянный кожух, который я сам же и носил и погружал на пути в концерт. Это помогало все-таки поддерживать форму и я пришел в ассистентуру в более-менее пригодном для профессиональной деятельности виде. Так что жаловаться не приходится. Не всем так повезло: я знаю случаи среди моих коллег, которым именно в результате службы в армии пришлось вообще оставить профессию музыканта. А кто-то бросил профессию пианиста и стал дирижером, потому что в результате переноски стволов некоторых артиллерийских орудий руки были приведены в совершенно негодное состояние.
задавала вопросы Людмила Александрова {jcomments on}
1