БОРИС БЕРЕЗОВСКИЙ ИЗ ЛОНДОНА?
НЕ ТОТ, О КОТОРОМ ВЫ ПОДУМАЛИ…
Концерт 24 декабря 2008 года в БЗФ
Конечно, когда вам говорят, что из Лондона приедет Борис Березовский сыграть фортепианную партию во Втором концерте Брамса, поначалу, если вы не в курсе дел, вы выражаете крайнее удивление: неужели опальный российский олигарх стал профессиональным пианистом, и как он не боится быть задержанным российскими правоохранительными органами? И не будет ли дирижировать, в таком случае, Гусинский? Вот вопросы, которые возникают сами собой. Однако выясняется, что в Лондоне живут два российских эмигранта по имени Борис Березовский: один – тот самый, о котором вы подумали, другой – известный музыкант, блестящий пианист (Википедия, правда, утверждает, что недавно пианист Березовский переехал в Брюссель, забывая при этом объяснить мотивы, а именно то, что в Бельгийском королевстве не такие суровые налоги etc). Стоит еще добавить, что пианиста зовут Борис Вадимович, а беглого олигарха сами знаете как.
Второй фортепианный концерт Брамса си-бемоль мажор равно, как и Четвертую симфонию ми-минор я слышал в десятках исполнений – и в залах, и, разумеется, в записях. Самые мои любимые, пожалуй, это запись Клаудио Аррау с Бернардом Хайтинком и его Концертгебау, и того же Аррау с Геннадием Рождественским, конечно же, военная запись Эдвина Фишера с Фуртвенглером и BPO, Стивен Ковачевич с Колином Дэвисом и Лондонским симфоническим.
В зале мне больше других запомнилось и полюбилось исполнение этого шедевра Дмитрием Алексеевым с Заслуженным коллективом в БЗФ. Кстати, совершенно неадекватным, утрированным, не соответствующим брамсовскому духу основательности, мне представляется исполнение Второго концерта Святославом Рихтером с Юджином Орманди в Чикаго. Когда в молодые годы я слушал эту запись на виниле, мне так и хотелось воскликнуть: Слава, зачем так выпрыгивать из штанов, это же не Шуман!
Борис Березовский с Николаем Алексеевым и Заслуженным коллективом С-Пб-филармонии, безусловно, вошли в тройку лучших слышанных мной исполнений си-бемоль-мажорного концерта.
Березовский солировал очень уверенно, раскованно, свободно – воистину человек свободного мира! Имея огромный запас виртуозности, он играл фортепианную партию так, как будто сам сочинил ее. Великолепный ансамбль получился у него с оркестром Алексеева.
Музыка Второго Концерта Брамса, на мой взгляд, такова, что может и мертвого из гроба поднять – настолько это мощное, жизнеутверждающее, экстатическое произведение. Жить и наслаждаться жизнью несмотря и вопреки ежедневной рутине, накопившемуся с годами разочарованию в людях и возможностях.
В первой части очень много, как мне представляется, природы – die Natur – воды, озер, гор, лесов, очень много солнца. Сама вступительная фраза валторны – как бы зов этой одушевленной и населенной демонами пантеистической die Natur, воспринятой через призму Гёте, народных сказок и легенд, пение какого-то озерного или лесного демона, может быть, рейнской Lorelei. Есть там верховая езда, охота, косули, зигзагообразный бег козлоногих сатиров в лесной чаще, борьба, смертельная опасность – трели у пианиста в кульминации – смерть и новое становление (das Werden, гетевское «stirb und werde!»:
Und so lang du das nicht hast
Dieses: stirb und werde!
Bist du nur ein trueber Gast
Auf der dunklen Erde.
И до тех пор, пока ты не понял,
Что надо уметь умирать и становиться снова,
Ты только печальный гость
Одиноко бредущий по тёмной земле – вольный перевод автора статьи)
И вот в конце первой части ликующие мажорные возгласы заново рожденного героя. Можно понимать и так, что первая часть – это своего рода инициация, посвящение в какое-то таинство.
Вообще первая часть си-бемоль мажорного концерта – это целая вселенная, мир, в котором есть все: и утренняя заря, и вечерние сумерки, и ужас полуночи в диком лесу, и торжествующее радостное солнце в зените; глубочайшая тоска и скорбь (шопенгауэровская Weltschmerz) и бурный экстаз освобождения и нового рождения. В этом смысле она – внутри творчества Брамса – глубоко родственна по строению и общему замыслу первой части Третьей симфонии в фа-мажоре.
Во второй части Концерта преобладает северогерманская мрачность, «сумрачный германский гений». Как это часто бывает у Брамса, началом служит своеобразный «эпиграф» - короткая фраза в миноре, напоминающая начало шумановского «Деда Мороза» из «Альбома для юношества». Когда я впервые услышал эту музыку, мне сразу представился средневековый немецкий город вроде Любека или Риги и тяжелые серые и черные тучи, грозно проплывающие над готическими шпилями: внутри храма поют хорал, звучит орган, а снаружи разыгралась буря, и волны Северного или Балтийского моря со страшным грохотом и яростью набрасываются на берег…
Борис Березовский, не стесняясь бурной и высоко эмоциональной жестикуляции, великолепно передал это ощущение распоясавшейся стихии – благо сам был без бабочки, в расстегнутой сверху рубахе.
Третья часть – «Immer leiser wird mein Schluemmer» – пронзительный ноктюрн с солирующей виолончелью, огромное интермеццо, одна из самых совершенных и потрясающих страниц всемирной музыки. Этому Анданте очень подходит трудно переводимое немецкое слово «Gemuetlichkeit» (домашний уют, душевность), от нее прямо исходит благоухание тихого летнего вечера с запахом костра из какого-нибудь идиллического пейзажа в стиле Каспара Давида Фридриха. Конечно же, брамсовская ночь скрывает много тайн и откровений, признаний, слёз…
Да, когда идешь на такой концерт, надо обязательно брать с собой носовой платок на случай внезапных слёз и, может быть, маленькую фляжку с хорошим коньяком.
Заключительная Четвёртая часть этого Концерта-симфонии имеет все признаки скерцо, однако вопреки сложившимся правилам завершает все строение. Мне кажется, я понимаю, что Брамс хотел этим сказать: после гигантского эмоционального напряжения трех частей хочется веселья и даже дикого хохота, хочется дурачиться, валяться на траве. И Брамс это делает: в Финале звенят чокающиеся пивные кружки, пена переливается через край (Segne den Becher, welcher ueberfliessen will, dass das Wasser golden aus ihm fliesse und ueberallhin den Abglanz deiner Wonne trage! - Zaratustra), звучат раскаты пьяного хохота, прерываемые цыганской скрипкой, не обходится и без веселых нарядно одетых женщин, готовых этим вечером скрасить ваш досуг. И вдруг в партии пианиста звучит невесть откуда взявшаяся тревога – напоминание о чём-то очень важном. Но все заканчивается бравурно – всеобщим пьяным весельем.
В этом смысле Финал Второго концерта Брамса по замыслу очень похож на Финал Четвертой симфонии Чайковского со знаменитой «Березонькой» и «Камаринским» или на скерцо самого Брамса из его великой последней ми-минорной симфонии, которая и прозвучала во втором отделении концерта.
Вообще, надо признать, что Второй си-бемоль мажорный фортепианный концерт Иоганнеса Брамса – это величайшая вершина всемирной музыки, такая же как 20-й и 27-й концерты Моцарта или Четвертый концерт Бетховена, или вагнеровский «Тристан».
И ничуть не меньшей вершиной является его Четвертая симфония.
(продолжение следует){jcomments on}