Новая музыка бывает разной

В Санкт-Петербурге с 18 по 25 ноября при поддержке городского Комитета по культуре прошел ХХХ-й юбилейный международный фестиваль новой музыки

Всего было сыграно восемь концертов – в Малом зале Филармонии и в петербургском Доме композиторов, открытие состоялось в концертном зале дворца Белосельских-Белозерских. В фестивале приняли участие артисты из Дании, Германии, Франции, США, России и других стран. В рамках его программы состоялось тридцать мировых премьер, из которых 26 – российские. Было сыграно 76 опусов – от классиков авангарда ХХ-го века до кунстштюков современных консерваторских студентов.

Вообще-то рядовой филармонический слушатель такой «новой» музыки в массе своей откровенно побаивается. Вивальди бы лучше или Моцарта, в крайнем случае – Прокофьева, в самом крайнем - Шнитке! Так говорят постоянные посетители академических залов, десятилетиями покупающие сезонные абонементы. Люди, привыкшие к традиционной классике, боятся оказаться в колючей и неуютной атмосфере резких диссонансов, рваных ритмов и резких неожиданных тембров.

И все же, что такое «новая музыка», звучащая на фестивале «Звуковые пути» уже в тридцатый раз?

- «Новая музыка» - это музыка постоянно ведущегося эксперимента, - так лаконично на вопрос корреспондента «Вечерки» ответил основатель и бессменный художественный руководитель фестиваля известный петербургский композитор Александр Радвилович.

По мнению многих исследователей, эксперимент этот начался в 1910-е годы на излете эпохи модерна или Art Nouveau, по-немецки Jugendstil, в Вене, в творчестве известного австрийского композитора Арнольда Шёнберга (1874-1951). Он сознательно и бесповоротно отказался от традиционных законов гармонии ради выражения посредством звука неких новых чувств и мыслей, не высказанных, по его мнению, ранее – в классическом и романтическом искусстве. По другую сторону Атлантического океана к подобному эксперименту в те же годы приступил ровесник Шёнберга американский композитор Чарльз Айвз (1874-1954).

По имени пьесы для симфонического оркестра Айвза «Tone Roads» и был назван основанный в 1989 году петербургский фестиваль «Звуковые пути» (правда, очевидно ради оригинальности, в англоязычной версии он именуется не «Tone Roads», а «Sound ways»). Изначально он предполагался как фестиваль молодых современных композиторов.

Александр Радвилович, композитор «Tone Roads» №3 Айвза, композиция 1915 года, открыла нынешний фестиваль в концертном зале дворца Белосельских-Белозерских в исполнении СПб ГАСО под руководством заслуженного артиста России дирижера Александра Титова. По словам худрука фестиваля Александра Радвиловича, лишь на тридцатый год его существования на подмостках «Звуковых путей» зазвучал симфонический оркестр, до этого выступали лишь камерные коллективы.

Оркестр Александра Титова высококлассен и заслуженно любим петербургскими меломанами, в его исполнении любая музыка звучит интересно, а иной раз даже захватывающе, как приключенческое повествование. Не стали исключением и «Звуковые пути» Айвза и вся последующая программа первого вечера фестиваля.

Отказавшийся от традиционного тонального мышления Айвз действительно очень напоминает Шёнберга, только в отличие от своего венского коллеги, склонного более к камерному формату, он по-американски громаден. Да, это музыка распада, разрушения, деструкции, ставшая современницей и зеркалом чудовищной и неожиданной для миллионов людей катастрофы Первой мировой войны. И в этом смысле она как раз очень понятна, потому что свидетель и/или участник Мировой войны и последовавших крушений империй и революций навряд ли мог выражать свои чувства в стилистике Моцарта или Шопена.

Консервативный немецкий композитор Ганс Пфицнер (1869-1949) очень метко, на мой взгляд, охарактеризовал додекафонную систему Шёнберга как «большевизм в музыке». Большевики отказались от иерархии сословно структурированного общества, активно разрушая ее, а Шёнберг параллельно по времени отказался от тональной иерархии в музыке, уровняв в правах все ступени звукоряда и деятельно разрушив понятие «тональность».

Есть и другие параллели. Как-то слушая в Большом зале Филармонии один из опусов Антона Веберна, я понял, что эта распадающаяся на звуковые молекулы и атомы музыка напоминает мне очень известный у нас рассказ современника и соотечественника Шёнберга Франца Кафки «Превращение», в котором описано, как человек, проснувшись однажды утром, обнаружил, что он превратился в… насекомое. По-научному, это называется шизофрения. Австрийский дирижер Йоханнес Вильднер, исполнявший этот опус, когда я ему в антракте высказал свои ассоциации, буквально закричал на меня: Ja! Sie haben recht!

«Новая музыка» чаще, чем этого хотелось бы, склонна к описанию патологически измененных состояний человеческого сознания. И, наверное, именно этим отпугивает большую филармоническую публику, которой хочется, придя в зал, получить какие-то красивые и, скорее, положительные эмоции. В «новой музыке» если и существует тяга к какому-то акустическому удовольствию или наслаждению, то, как правило, это мазохистское наслаждение страданием и мукой. В этом смысле, на мой взгляд, очень показательны некоторые фрагменты симфоний, квартетов и концертов Шостаковича.

Однако, к счастью, далеко не вся «новая музыка» такова! Это было доказано на том же вечере открытия фестиваля исполнением изящной и изысканной фрески-ноктюрна – Концерта для фортепиано и струнных Mignion-Papillons датского композитора, присутствовавшего в зале, Бента Сёренсена (род. 1958) в исполнении датской же пианистки Катрине Гислинге.

Эта музыка поистине прекрасна и увлекательна, при этом совершенно оригинальна. По этой пьесе, я бы назвал Бента Сёренсена Шопеном 21-го века.

В том же концерте прозвучала очень колоритная и масштабная пьеса для симфонического оркестра «Избави нас от пасти льва», написанная в этом году петербургским композитором Артуром Вабелем (род. 1987). В ней очень натурально в звуках передается пробуждение спящего хищника, его рев, аффект испуга и т.д. Благодаря мастерству Александра Титова и его оркестра всё это звучало исключительно живо и актуально. Очень жаль, что на этом концерте было не так много публики, как он того заслуживал.

Новая музыка бывает разной. Вячеслав Кочнов, музыкальный критик Затем в Малом зале прошел концерт проекта «Утопия и антиутопия», зарекомендовавшего себя как один из самых удачных и востребованных на прошлых фестивалях. На нем в исполнении Ансамбля солистов АСО под управлением Федора Леднева прозвучали только что созданные произведения англичанина Кларка, москвича Каспарова и петербуржца Резетдинова, а также антиутопия «Большой Брат» самого Александра Радвиловича.

В Доме композиторов, среди прочего, был представлен новый проект фестиваля «Гимн футуризму», названный так по имени пародии на тогдашних авангардистов, написанной в 1917 году последним представителем «Могучей кучки» Цезарем Кюи. Там можно было услышать голос автора «Манифеста футуризма» итальянского поэта Маринетти в электронной обработке композитора Джузеппе Джулиано.

Подытоживая, можно сказать, что у «новой музыки», несомненно, есть некоторые общие родовые черты, которые можно сформулировать словесно. Кроме отказа от тонального мышления и от более или менее простой ритмической организации, это: тяготение к оригинальным тембральным решениям, использование редких инструментов; использование бытовых шумов; тотальная «программность» - почти каждое произведение «новой музыки» носит литературный подзаголовок; смакование негативных эмоций и состояний; экстравагантное поведение артистов на сцене.

Однако, «новая музыка» - очень разная, и, по-моему, это прекрасно. Ведь благодаря фестивалю «Звуковые пути» мы можем узнать, как видят и слышат мир наши современники, и открыть для себя самих что-то новое и, быть может, очень важное. {jcomments on}