Ирада Вовненко. В искусстве нет общих правил

Детская литература, быть может, важнейшая из всех литератур, потому что именно в первые годы жизни закладываются эстетические вкусы и моральные представления маленького человека о мире и о людях. В «Парке культуры», что в Буквоеде на Невском во второй декаде мая состоялась встреча читателей, в том числе и самых маленьких, с известной петербургской писательницей Ирадой Вовненко. Автор представила свои новые книги, выпущенные детским издательством «Поляндрия» - это сказки о Петербурге, его истории и культуре. После встречи с читателями Ирада Вовненко ответила на вопросы главного редактора интернет-портала «Вече Санкт-Петербурга».

- Не кажется ли Вам, что разделение всех людей по возрастному признаку – на взрослых и детей – достаточно условно?

- Бесспорно, условно. Поэтому, наверное, мне пишет так много мам, родителей. На самом деле, я с вами полностью согласна. Но что касается именно литературы, в определенном возрасте все-таки есть некоторые особенности восприятия текста. Хотя вот для меня было большим удивлением, когда мой младший сын в 11-летнем возрасте открыл мою взрослую книгу рассказов «Открытка» и ее с упоением прочитал рассказ «Шолох». А потом мне написал: мама, не знаю, как твои детские книжки, а вот от этой я просто плакал, читая.

- Вы говорили, что используете в качестве стимуляторов вашего литературного творчества джаз, музыку Чайковского и Верди. А как с традиционными средствами людей искусства – с алкоголем, табаком?

- А как же! Когда я пишу взрослые книги, конечно, и пью, и курю (не шучу), но в меру. Ну как вы считаете, как можно писать какие-то вещи о любви – вот сейчас я пишу о Ботичелли – и не пить красное вино? Хотя два бокала вина для меня уже много. Потом перечитываю все написанное, выкуривая на балконе сигарету. А вообще я курю мало, много курила раньше, когда мы писали совместный роман с Янушом Вишневским. Я даже стала тогда опасаться за свое здоровье, потому что мы слишком много курили и выпивали. Но в какой-то момент я вспомнила, что у меня есть еще дети и ответственность за них и сбавила обороты, опасаясь за свое здоровье. Но признаю, что без традиционных стимуляторов никуда. Хотя я не могу сказать, что у меня есть какая-то зависимость – слава Богу, я умею находить определенный компромисс, гармонию.

- А как Вы относитесь к идее ввести во всех общеобразовательных школах уроки церковно-славянского языка.

- Пусть будут такие отдельные школы, но это не нужно вводить во всех. Пусть будут разные возможности. Но у нас дети по-русски-то плохо пишут, да и учебники по русскому языку, если честно, очень плохие. Лучше бы занялись системным построением образования, чего у нас нет, и что нам необходимо. А накручивание все время чего-то нового – это не есть хорошо. Нам нужны внятные основы, чтобы наши дети умели правильно говорить, писать, считать и размышлять, а кроме того хорошо знать основы географии и биологии. У всех детей способности разные и устремления разные – и это тоже надо понимать и учитывать.

- Вам помогает в вашем литературном творчестве на родном языке углубленное знание иностранного? Ведь по образованию Вы филолог-германист.

- Конечно. И моя работа экскурсоводом, которая началась в свое время в Екатерининском дворце, была столь интересна и давала мне какие-то возможности, потому что я знала язык и могла общаться с иностранцами и черпать новую для меня информацию, расширяя свой интеллектуальный кругозор. Я вообще пошла на немецкий язык, потому что у меня была с детства мечта прочесть на языке подлинника «Степного волка» Германа Гессе.

- А что Вы думаете о сладости запретного плода? Я слышал мнение, что чтобы ребенку захотелось прочесть «Войну и мир», ее стоит просто запретить…

- В этой мысли есть, конечно, свое разумное зерно. Вспомните советское время, когда люди с увлечением читали и слушали то, что находилось под полным или частичным запретом. Мои родители слушали Битлз, еще что-то. Но вопрос этот, в общем-то, риторический, и я думаю, что если человек хочет прочесть Достоевского, то он его прочтет. А если он захочет прочесть что-то другое, то он прочтет это другое. Я вообще за свободу выбора, потому что мне кажется, что это очень важно. Я никогда, например, не заставляла своего ребенка читать Ремарка. Но когда он достаточно рано, с 15 лет стал работать в «Кофе-хаузе» и стал что-то зарабатывать, он на все деньги купил себе собрание сочинений Ремарка – это единственное (плюс все томики Бродского), что он увез с собой в Нью-Йорк, где он сейчас учится. Я его не заставляла, я сама поздно пришла к Ремарку. Мне кажется, что вообще не стоит ничего навязывать, а больше предлагать свободный выбор.

- Роден, кажется, говорил, что художнику, чтобы создать шедевр, нужно приниматься за дело с тем же чувством, с которым вор идет на преступление… В смысле способности нарушить принятые в данную эпоху правила и каноны.

- Я думаю, что общих правил и рецептов в искусстве нет. Потому что Гоген творил одним способом, обожаемый мной ван Гог совсем по-другому, Микельанджело по третьему, а Ботичелли – также своими, непохожими на другие способами. В творчестве все очень сложно и очень индивидуально. Но, знаете, обязательно должна присутствовать какая-то тайна, как, например, у Гоффмана в «Мадмуазель Скюдери»… {jcomments on}