МАНОН ЛЕСКО ИЗ ГОЛЛИВУДА

12 апреля Михайловский театр возобновил «Манон» Пуччини в постановке главного режиссера Берлинской государственной оперы Юргена Флимма, премьера которой состоялась в октябре 2014 года. Новым был состав исполнителей. Продюсером выступил известный меценат Дмитрий Астафьев.

В постанове патриарха европейской оперной режиссуры Юргена Флимма сюжет трагической любовной истории кавалера Рене де Гриё и Манон Леско перенесен в Голливуд 1940-х годов. Однако мало кто задумывается о том, что традиция переносить действие спектакля (зрелища) в другую эпоху – изобретение совсем не 21-го и даже не 20-го века.

Еще в середине 16-го века Питер Брейгель старший, обращаясь к новозаветному сюжету «Избиение младенцев», написал библейский Вифлеем с современной ему голландской деревни, чьи кровли покрыты январским снежком, а предводителю ландскнехтов придал черты сходства со знаменитым палачом Нидерландов герцогом Альбой. Таким образом, изящным и очень драматичным жестом он отправил за пределы полотна незримо, но ярко светящуюся метафору – король Испании Филипп Второй=царь Ирод. Благодаря этой метафоре, повествующей через легендарный сюжет о событиях современной художнику жизни и фактически иллюстрирующей недавние лютеровы проповеди, перенос события во времени полностью оправдан, а картина пережила уже четыре с половиной столетия и продолжает волновать людей и сегодня. Потому что написана собственной кровью мастера, хоть и на древний сюжет. Такая же история и со знаменитой «Олимпией» Эдуара Манэ, трактующей на современный художнику лад Венер Веронезе и Тициана.

Если обратиться к литературе, 19-й век, «Барышня-крестьянка» Пушкина с ее молодыми влюбленными из враждующих аристократических семейств есть ни что иное, как пародийная реплика шекспировской «Ромео и Джульетты» – трагедия, переделанная в комедию с приличествующим таковой happy end.

Перенос сюжета в другие исторические интерьеры – прием сложный, опасный, но в случае удачи обречен на громкий успех. Потому что способен показать современникам подлинную воплощаемость «вечного» сюжета в любую эпоху, то есть, грубо говоря, объяснить изумленному зрителю, что Гомер двадцать столетий назад на самом деле списывал Одиссея не с кого-нибудь, а… с него, Сидора Петровича, сидящего сейчас в 7-ом ряду. Главное, чтобы всё было убедительно, без натяжек.

Из недавних нашумевших, но, на мой взгляд, удачных примеров – перенос драматургии вагнеровского «Риенци» теперь уже из 14-го века в век 20-й, в эпоху становления фашизма в Италии в постановке Филиппа Штёльцля в 2010 году в Немецкой опере опять же Берлине (не путать с Берлинской оперой Юргена Флимма). Там показано, как удивительно похож романтически воспетый Вагнером римский народный трибун Кола ди Риенци на раннего Муссолини, и что коллизия борьбы героя из плебейских низов (Риенци – сын трактирщика и прачки) за народное счастье спустя семь веков в том же самом Риме неожиданно для многих показала свою неприглядную диктаторскую изнанку.

Сегодня такими телепортациями драматических перипетий во времени принято злоупотреблять. Ярчайший пример из современного оперного Петербурга – с оглушительным треском провалившаяся постановка «Войны и мира» Сергея Прокофьева британцем Грэмом Виком на Новой сцене Мариинки. Я никогда в жизни ни до, ни после того не видел, чтобы из Мариинского театра люди выходили группами по три-пять-семь человек прямо посреди первого акта. Почему? Да потому что в автоматах Калашникова, танках и мерседесе, выехавшем ни с того ни с сего на сцену никто не увидел никакой метафоры, никакого символа, а только голый кич, тупое желание удивить зрителя абы чем. А люди не любят, когда их держат за дураков.

Если рассматривать с точки зрения приема, оказанного аудиторией, «Манон» Юргена Флимма безусловно удалась. 12 апреля публика не только не разбегалась в антрактах, но и долго не хотела уходить после спектакля, встречая выходивших на поклоны исполнителей бурными аплодисментами и криками «браво!».

Я рискну предположить, что эти зрительские бонусы были адресованы скорее солистам, труппе, дирижеру и оркестру, которые были в тот вечер просто на фантастически недосягаемой высоте. Прежде всего, это относится к обладателю мощного и красивого тенора Федору Атаскевичу (де Гриё), в какой-то степени, к очень убедительной артистически Марии Литке (Манон) и, безусловно, к первоклассному оркестру Михайловского и дирижеру Валерию Кирьянову, которые, без стеснения пользуясь идеальной акустикой зала, выдали образцовый мастер-класс и по аккомпанементу и по тому, как надо понимать, чувствовать и играть оркестрового Пуччини в Симфоническом интермеццо в 3-м акте.

Что же до мультимедийной постановки Юргена Флимма, надевшего на шевалье де Гриё клечатые штаны, она, конечно же, очень колоритна и оригинальна, не пошла, но в ней есть некоторые принципиальные нестыковки и натяжки, не позволяющие режиссерской трактовке войти в необходимый резонанс с бессмертной легендой о своенравной Манон и преданном ей до смерти романтике де Гриё. Обильный видеоряд с американской кинохроникой 1930-40 годов и с кадрами знаменитых киношедевров той эпохи, воспроизводимый в режиме нон-стоп на занавесе и на экране, не помогает осмыслить драматургию сюжета, но особенно и не мешает – он просто развлекает тех, кто пришел развлечься.

«Манон Леско» и в оригинале аббата Прево (1637 г.), и в прочтении Пуччини и его либреттистов (1893 г.) – это чистая трагедия практически в античном ключе. Де Гриё и Манон искренне любят друг друга, но ряд роковых обстоятельств, среди которых предрассудки отца шевалье, лишающего его средств к существованию, и развратные нравы среды, в которую попадает молодая девушка, приводят Манон на каторгу и в могилу, а молодого романтика превращают в шулера, убийцу и делают его глубоко несчастным человеком. Там есть некоторые элементы черного юмора, но они безусловно вторичны.

Поэтому попытка привнести элементы сатиры в реквизит и в балетные сцены, в которых толстушки в серебристо-чешуйчатых пеньюарах танцуют с подушками, очевидно, чтобы выставить в уничижительном виде богатого голливудского продюсера Жеронта и его окружение, диссонирует с высоким тоном трагического сюжета.

Если уж переносить Манон в Голливуд, можно было бы взять «Казино» Мартина Скорцезе, где есть очень похожая на сюжет аббата Прево коллизия с любовным треугольником босса итальянской мафии в исполнении Роберта де Ниро, его возлюбленной роковой красавицы в лице Шерон Стоун и ее любовника из прошлого, которого блестяще играет Джеймс Вудс.

В любом случае, на «Манон» по-голливудски в Михайловский ходить будут. И я полагаю, что ходить надо – хотя бы ради великолепных голосов и изумительного оркестра в идеальном с акустической точки зрения зале. А постановка Юргена Флимма если и не убедит, заставит зрителя еще раз задуматься о вечном сюжете роковой любви кавалера де Гриё и прекрасной Манон. А, может быть, узнать в ком-то из героев себя. {jcomments on}