В Мариинке раскинули три карты

Яркой премьерой в День города открыл фестиваль «Звезды белых ночей-2015» Мариинский театр. На Новой сцене (она же - Мариинка-2) была представлена совсем свежая, но уже седьмая по счету за всю историю существования театра постановка «Пиковой дамы» П.И. Чайковского.

Это – юбилейная премьера, она приурочена к 175-летию гениального русского композитора.

Скажем сразу, забегая вперед, что, слава Богу, зрителей не терроризировали, как это теперь повсеместно принято, каким-нибудь «своеобразным взглядом», «независимой интерпретацией» или «передовой формой».

Постановка прославленного петербургского мастера заслуженного деятеля искусств РФ Алексея Степанюка выдержана в устоявшихся традициях классической русской драмы, что делает премьеру, с одной стороны, вполне понятной и доступной, с другой, интригующей и интересной для зрителя, воспитанного на высоких идеалах отечественного театра.

Блистающие подлинной роскошью костюмы, волшебные, завораживающие декорации (художники Александр Орлов и Ирина Чередникова) достоверно переносят зрителей в Екатерининский золотой век, где разворачивается действие самой петербургской оперы Чайковского, давая местами пряный «мирискусстнический» привкус Модерна.

Современные же технические средства Новой сцены Маринки только подчеркивают замысел постановщика, не замещая эмоциональное наполнение драмы новомодными спецэффектами. Отрадно, что Алексею Степанюку удалось точно соблюсти тонкую грань, отделяющую художественное восприятие спектакля от демонстрации многочисленных технико-механических возможностей, порой заменяющих саму суть постановки, как это было, например, в прокофьевской «Войне и мире» в постановке Грема Вика.

Двигающиеся колонны, меняющийся задний фон, приближение авансцены, фантастическая игра света – все это очень образно символизирует изменяющееся сознание Германа и Лизы, как бы акцентируя главное внимание на эмоциональной задаче.

Этими красочно-смысловыми мазками Алексей Степанюк расставляет драматически важные для него опорные точки. Совершенно неожиданно начинают оживать, двигаться и бродить скульптуры в Летнем саду в начале спектакля, тем самым показывая психологическое состояние Германа, сначала грезящего в любовном бреду, а потом замыкающегося в маниакальном желании узнать тайну трех карт. Зрители становятся свидетелями постепенного помешательства главного героя, превращающегося в безвольного раба растлевающей его душу страсти.

В постановке Степанюка мы вполне ощутимо и рельефно видим и слышим, как человеческая природа, совесть и внутренний мир Германа рушатся под ударами порочной страсти. И, по версии Степанюка, эта страсть есть ничто иное, как бонапартизм, воля к власти над миром, над всеми людьми, которая всегда и неизбежно заканчивается чудовищным крахом, увлекая в пропасть жизни других невинных людей.

Нужно отметить весьма замечательную драматическую игру солистов, совсем не ограничивающихся безупречным исполнением вокальных партий. Видно, что режиссером ставились куда более глубокие и масштабные актерские задачи, не ограниченные, как это часто бывает, только вокальным форматом. Даже такой изысканный и не простой театральный прием, как статическая пауза (Герман), здесь очень уместно и точно без слов передает внутренний монолог актера.

Гениальным решением можно назвать характерные сцены явления графини с толпой славословящих и причитающих приживалок. То же самое стоит сказать и о сюрреалистическом «балете золотых статуй» во Втором действии (хореограф Илья Устьянцев) – эту сцену невозможно описать никакими словами и выражениями, это нужно видеть.

Особую изюминку и пикантность премьере придает собственная философская трактовка режиссером отдельных моментов классического произведения. Например, в Финале спектакля перед зрителями дважды предстает образ маленького мальчика в треуголке (у братьев Чайковских такого персонажа нет), который совсем вроде бы и не связан с сюжетной линией произведения – его явление каждый зритель может расшифровать самостоятельно.

То ли его нужно воспринимать, как символ продолжения трагически оборвавшейся жизни игрока, то ли видеть в этом мальчике юного Германа, еще безупречно чистого и желающего прожить свою жизнь совсем по-другому, честно и правильно. Вообще простор для раздумий есть. В любом случае, такие драматические авторские «подсказки» не оставят равнодушным даже самого заядлого и требовательного театрала.

Радует в постановке Степанюка и отсутствие закоренелых штампов, присущих традиционному прочтению «Пиковой дамы». Так, являющаяся ночью к Герману в виде призрака умершая графиня вовсе не скрипит засаленной дверью, а появляется совсем неожиданным образом, вскрывая эротическую подоплеку отношений ее отношений с Германом.

Да и финальная сцена оперы напрочь лишена самого, казалось бы, главного «опереточного» предмета – кинжала. Актеру, лишенному удобного театрального приспособления, приходится «на зубах» вытягивать эмоциональный накал финальной сцены, что делает ее пронзительнее, мощнее и ярче.

Ну и, конечно же, тот факт, что за пультом стоял сам маэстро Гергиев, для которого, по его собственным словам, «Пиковая дама» одна из главных опер его жизни, сыграл свою немаловажную роль. Великий дирижер и один из лучших оркестров мира позволили гениальной драме Чайковского прозвучать в этот вечер на все 100.

Нет ни малейших сомнений, что постановке Алексея Степанюка предстоит долгая и счастливая театральная жизнь.{jcomments on}