«Музыкальная родословная». Мусоргский - Шостакович - Тищенко в БЗФ

бзф30 мая, пятница 19:00, Большой зал филармонии им. Д.Д. Шостаковича (Михайловская ул., 2)

Заслуженный коллектив России академический симфонический оркестр филармонии
Дирижер - Николай Алексеев
Михаил Казаков - бас
Шостакович. Пять антрактов из оперы «Катерина Измайлова»
Мусоргский. «Песни и пляски смерти»
Тищенко. Данте-симфония № 5 «Рай»

Музыкальное родство Мусоргского, Шостаковича и Тищенко очевидно, невероятно, неоспоримо. Их биографии и творчество странным образом увязаны в некое совершенное, стройное уравнение, не требующее дополнительных математических действий. И с течением времени это становятся все яснее. Даже даты, к которым приурочен этот концерт почти укладываются в пропорцию золотого сечения: 175-летие Мусоргского, 75-летие Тищенко и 80 лет с первой постановки «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича в МАЛЕГОТе (во второй редакции опера получила имя главной героини – «Катерина Измайлова»).
Три сочинения, представленные в программе, повествуют о вещах сложных, чрезвычайно важных и неизбежных: о жизни, смерти и посмертии. Естественно, что у каждого из этих сочинений трудная судьба, а публике для их восприятия необходимо проделать весьма серьезную внутреннюю работу. Однако, по усилиям и награда: здесь, как в древнегреческой трагедии, после череды несчастий и смертей следует катарсис.
 
О жизни. Пять антрактов, как пять страниц из книги судьбы Катерины Измайловой. История странствия от плотской, исполненной страстей жизни к личной смерти, освобождению, может быть искуплению. Музыка этих симфонических картин точна, безжалостна, иногда натуралистична.
 
Одним из самых важных музыкальных ориентиров для Шостаковича был Мусоргский, и в «Катерине Измайловой» отчетливо слышны параллели с «Годуновым» и «Хованщиной». Он постоянно апеллирует к музыке Мусоргского: помимо «Леди Макбет» это обнаруживается во множестве сочинений, а его Четырнадцатая симфония – прямой ответ на «Песни и пляски смерти». Оркестровая версия этого цикла, созданная Шостаковичем, прозвучит в концерте.
 
О смерти. Мусоргский ее ненавидел, эту «бездарную дуру, которая косит, не рассуждая, есть ли надобность в ее проклятом визите». И сделал ее главной героиней одного из самых глубоких своих сочинений. О том, какова эта героиня писал Георгий Свиридов: «Смерть у Мусоргского не зло и не добро. Она — стихия, как и жизнь. В ней нет никакого зла, напротив, она несет сон, покой, избавление от страданий. В ней отсутствует какой-либо социальный элемент, ребенок, пьяный мужичок, солдат или молодая девушка — все равны перед нею. Смерть — благо. Смерть — стихия ночи, ночная стихия в противовес жизни, дневной, деятельной».
 
Для знаменитого баса, солиста Большого театра Михаила Казакова, который исполняет «Песни» на сцене Филармонии, Мусоргский – одна из ключевых фигур в карьере. Он впервые спел партию Бориса в двадцать шесть, на год позже Шаляпина. В одном из интервью сам певец сказал: «В «Годунове» для меня есть два тяжёлых момента. Это — коронация: от величия музыки дух захватывает, играет звонница… И ты сам, как колокол, весь вибрируешь, не знаю, сколько ударов в минуту совершает сердце. И очень тяжело играть смерть. Перед каждым выходом ноги ватные».
 
В «Песнях и плясках» у смерти четыре лика: нянька, баюкающая ребенка, рыцарь, поющий серенаду, друг-собутыльник, увлекающий мужичка в бешеную пляску в заснеженном лесу, и полководец, обходящий свое мертвое войско. Смотрите и запоминайте.
 
О посмертии. Что же после? Борис Тищенко обрушивает на слушателя все девять небес дантова рая. О заключительной, Пятой симфонии из своей монументальной хорео-симфонической циклиады «Беатриче» он писал: «Дантовский Рай не менее грустен, чем Чистилище и не менее страшен, чем ад. Причиной тому – неизбежное, уже окончательное прощание с Беатриче… и невозможность забыть о бесчинствах, творящихся на Земле».
Это поразительное живописное полотно, в котором Тищенко почти дословно пересказывает сюжет «Божественной комедии». Автор проводит слушателя через все небеса, показывает планеты, Юпитер, Орлиный глаз, Перводвигатель, и лепестки Райской розы. Оказавшись среди звезд, завороженные, мы по-прежнему не сможем отвести взгляда от земли, от Мусоргского и Шостаковича, но увидим все по-новому, как-то совсем иначе. И вернемся обратно, когда истает последний, ликующий аккорд оркестра, ведомого твердой рукой дирижера Николая Алексеева.
 
Трудно, мучительно, прекрасно. К прослушиванию обязательно.
1