МАРИИНКА-2: «ОНЕГИН» САМЫХ ЧЕСТНЫХ ПРАВИЛ АЛЕКСЕЯ СТЕПАНЮКА

алексей степанюкВторой день февраля. В Петербурге после долгих холодов почти что оттепель. На углу Офицерской и Крюкова канала огромная толпа. Люди пришли на новую постановку «Евгения Онегина» в новый, самый современный театр Европы – Мариинку-2. Режиссер – Алексей Степанюк, за пультом – Валерий Гергиев. На календаре начало 2014 года. С момента написания романа в стихах прошло 185 лет, с момента создания оперы – 137.

Сделать новую постановку «Евгения Онегина»… Казалось бы, что проще? Заставить Татьяну писать письмо СМС-сообщениями, Ольгу с Онегиным на первом балу напоить до положения риз, и пустить отплясывать на столе, Гремина представить в виде криминального авторитета, за которого Татьяна выходит замуж ради денег, а Онегина привезти к нему в коттедж в багажнике мерседеса…
Можно пойти путем дешёвого китча, чем и занимается сейчас добрая половина театральных режиссеров. А можно сделать простой «нафталин» для детских утренников, от  которого взрослый зритель будет зевать до сведения скул.

В общем, задача при ближайшем рассмотрении не из простых. Проблемы в актуальности музыкального и литературного текста «Евгения Онегина» действительно существуют. Музыкально-словесный реквизит Пушкина-Чайковского-Шиловского (соавтора либретто), как это ни горько слышать, изрядно поизносился и выцвел.

«Тошнотворным барышням и гусарам» и «сахарным» ариям в нашем изменившемся до неузнаваемости за полтораста лет мире уже ничто не соответствует. Этого просто больше нет. У «Евгения Онегина», к сожалению, нет универсальности «Волшебной флейты» или «Золота Рейна», которые будут современны всегда, потому что от них веет настоящими и страшными сквозняками Вечности.

Что такое «Онегин» по своей сути? Мыло, история о том, что «богатые (бездельники) тоже плачут». Плачут, сбесившись от опостылевшей праздности, и незатейливо развлекаются стрельбой друг по другу.
Однако при этом «Онегин» жив и будет жить всегда не только благодаря блестящим стихам Пушкина и первоклассной музыке Чайковского. Главное, что удерживает «Онегина» на плаву – гениальная драматическая пружина, заложенная в простецкий на первый взгляд сюжет. Основные герои – две перекрестные пары – мечтатель, влюбленный в ветреницу и хохотушку, и мечтательница, влюбленная в светского повесу.

Казалось бы, что можно сделать из такой линейной завязки? А получился гениальный трагический сюжет, в котором Пушкин, помимо прочего, - о чем почти никто не говорит – пророчески предсказал канву своей последней роковой дуэли. Я убежден, что если бы Пушкин взялся за этот сюжет двумя-тремя годами позже – в Болдинские осени – он сделал бы из него одну из своих бессмертных Маленьких трагедий. И было бы лучше, совершеннее.

Однако вернемся в зрительный зал. Я продолжаю настаивать: успех «Евгения Онегина» на 70% зависит от режиссерских решений. И, забегая вперед, скажу, что успех был полным и окончательным. Был триумф.

Алексей Степанюк очень давно и очень хорошо известен петербургской публике. Он не сторонник «нафталина», но его новшества всегда исключительно тонки, изящны и изысканны. Никогда никакой грубости внутренней, даже когда по сюжету предполагается грубость внешняя. И всё это в новом «Онегине», слава Богу, оказалось на месте.

На занавесе, выдержанном в пасторальных тонах, белело как облачко перо – всеобъемлющий многозначный символ. Таким пером, верно, Пушкин писал свой роман, Татьяна – письмо, а Чайковский выводил нотный текст…

Занавес поднялся. Татьяна у окна с фламандской расстекловкой как будто с полотен ван Эйка. Это окно, как бы намек на то, что там, за стеклом есть другой мир, свет солнца и тепло человеческой жизни, что выход есть всегда, - будет одним из двух сквозных лейт-мотивов. Второй лейт-мотив тоже о Вечном: картины всех трех действий связаны огромным небом с торопливо бегущими по нему облаками.

Это небо распахивается в полную ширь в первой картине, и сквозит через окна во время первого и второго бала. Но оно есть всегда. И этот лейт-мотив, как мне представляется, очень важен. Он как бы привязывает визуально все действие к Вечности, к Космосу. Кажется, в зале даже легче дышалось от этого Неба.

Пространство сцены во всех картинах – за исключением первого и второго балов – заполнено у Степанюка с благородным минимализмом и безупречным и пронзительно тонким вкусом, присущим только ему. Стог сена, качели и небо, огромное небо с бегущими облачками.
Также изысканно оформлена и сцена дуэли – драматический центр тяжести оперы. Полная луна и мельничное колесо, крутящееся против часовой стрелки – наверное, символ неизбежности злой Судьбы. Знаменитый дуэт Онегин и Ленский, перед тем как начать друг друга убивать, поют, присев рядом, как старые друзья. Им явно не хватает бокалов с «Вдовой Клико» - надо полагать, выпивки на сцене нет, чтобы не ставить на афише 18+.

степанюкДраматическая трактовка всех персонажей совершенно традиционна, и в данном случае – это не более и не менее, чем признак превосходного вкуса. Соблюден строгий баланс между ненавязчивым новаторством декораций и традиционными костюмами, соответствующими эпохе.
Очень по-разному сделаны первый (деревенский) и второй (петербургский) балы. В первом – особенно при помощи гениально спародированного Андреем Зориным французика Трике – подчеркнута атмосфера затхлой провинциальной скуки, которая так взбесила главного героя и заставила его искать сомнительные приключения. Второй бал со строгими черными колоннами и античными вазами визуально напоминает какой-то видеоряд из фильмов Висконти.

Сам Алексей Степанюк, скромно отходя в сторону, отдает обильные лавры, которые заслужили декорации спектакля, художникам Александру Орлову и Ирине Чередниковой.

Ну и, конечно же, всю эту изысканную и в тоже время до гениальности простую постановку поддерживал изумительно живой, деликатный и в тоже время сочный звук оркестра маэстро Гергиева.

Из певцов блистали – Андрей Бондаренко (Онегин), Гремин (Эдуард Цанга) и Ольга (Екатерина Сергеева). С Татьяной (Мария Баянкина) и Ленским (Евгений Ахмедов из Михайловского театра) были, скажем так, некоторые проблемы – голоса у обоих красивые, но небольшие, и им было трудно заполнять зал. Впрочем, они ничуть не смазали общую великолепную картину.

1